Конечно, я не оставил в стороне каждодневные занятия и обязанности, требующие внимания и времени. Как и раньше мой день был полон приятными разностями: прогулка-охота с Шань Шанем, занятия каллиграфией и рисунком, совершенствование в боевых техниках и энергетической защите. Добавьте к этому не очень приятные: учёт и контроль годовых запасов пищи, которые настоятель возложил на меня, сказав, что начинаешь искать смысл жизни, когда тело довольно, поэтому настоятель должен научиться распределению продуктов.

 Не так давно в монастырь пришли четыре новых брата, услышавших молву о настоятеле, победившем и изгнавшем демонов. Они захотели помогать ему, жить, работать и учиться у него.

 Настоятель Дэ посмеялся немного и сказал, что они ещё слишком молоды, чтобы закрывать для себя радости жизни, надежды, молодости. Он посоветовал им трудиться на своих полях, жить обычными заботами, помогая родственникам и родителям.

 «Тяготы жизни ещё не оставили на вас глубоких ран. Ваши судьбы не отягощены неисчислимым количеством шрамов, ноющих по ночам. Вам не нужно спасаться от прикосновений окружающей жизни, даже самые легчайшие из которых причиняют невыносимую боль.

  Тем более - добавил он, - что демоны больше не будут тревожить наш район».

 Это не убедило молодых жизнерадостных юношей, и они решили остаться с нами.

 Не смотря на их умение работать, на их силу и молодость, монастырю требовалось гораздо больше рабочих рук, чтобы облегчить жизнь в течение наступающей длинной и суровой зимы.

 С началом снегопадов, снег заваливает проходы в нашу долину, и мы живём отрезанными от внешнего мира. Почти шесть сезонов монахи могут посвятить спокойной медитативной жизни, только изредка отваживаясь на вылазки за дровами. Иногда в окрестных деревнях кто-то тяжело заболевает, и крестьяне добираются к нам, прося о помощи. Тогда настоятель или старшие братья отправляются лечить больных, помогают справиться с бедой.

 Сейчас мы готовимся к зиме, с её холодами, но, вместе с тем, с её спокойствием и возможностью сосредоточиться на своём внутреннем совершенствовании.

 Для меня эта важная часть нашей жизни сочеталась с другой, забирающей, оставшееся от первой, время. Несмотря на заполненность дня всевозможными важными занятиями, при каждом удобном случае я теперь с удовольствием мчался в лотосовый зал и читал захватывающую историю о поисках и хранении различных Знаний.

 Наставник помогал мне осваивать древнее письмо, продолжал учить меня искусству предсказания изменений ситуаций с помощью законов эволюции гексаграмм, терпеливо объяснял стратегию демонических шахмат и нещадно отчитывал за «несусветные глупости» (как он выражался) в шахматах Дао.

 Я и сам понимал, что почему-то не могу понять принципы, неизбежность и естественность коварства, заговоров и козней. Возникает ощущение, что какая-то часть меня отказывается играть игру по таким «реальным» (по выражению наставника) правилам. И как я не стараюсь, всё равно попадаю в сеть хитроумно сплетённых учителем заговоров, предательств или лживых обвинений. «Не научившись играть в эту игру, тебе нельзя будет спускаться в человеческий мир» – говорил наставник. Да я и сам понимаю, что очень важно знать сильные стороны жизни, даже если они тебе неприятны.

 На третий день со времени встречи с хранителями древнего Знания, выполняя обычную связку комплексов оздоровительных движений, я вдруг замер на месте, не в силах пошевелить руками. В лопатках и на спине вокруг них возникла острая и горячая боль, пожирающая окружающие ткани.

 Стоя полусогнувшись, в позе, в которой меня она застала, я не мог посмотреть ни по сторонам, ни вверх. Моему вниманию был выделен только маленький клочок каменного пола перед ногами. В части тренировочного зала сзади меня двое братьев продолжали перемещаться в своих ритмах, не замечая или, вернее, не подозревая, что моя странная поза вынуждена, а  не намеренна.

 Не знаю, сколько времени я находился в шоке, который вдруг начал пульсировать болью, простреливающей все части позвоночника, от копчика до головы, а затем разливающейся по рукам до кончиков пальцев. Если бы это было возможно, я, наверное, кричал бы, прыгал или корчился от невыносимости ощущений, но тело, окаменев, стало моей клеткой, где бесновалась натура.

 Вдруг раздался оглушительный взрыв и треск раздираемой материи. Мне удалось изменить положение тела. Теперь я стоял, задрав голову вверх, и смотрел, как надо мной, в потолок извергается столб огня, с искрами и кусками чего-то непонятного. До моего сознания стало доходить понимание, что это из меня плещет такой фонтан. Я что-то терял (наверняка, что-то важное) необратимо изменялся, возможно, истаивал, как глыба льда. Останется ли что-нибудь от меня в конце этого извержения, да, вообще, увижу ли я окончание его или свидетелем  будет какая-нибудь маленькая кучка пепла, гордо носящая ранее имя Лань?

 Я обнаружил, что могу двигаться, но, тут же, с тревогой отметил, что только энергетической частью, которая вдруг слилась с огненным столбом, раскинула огненные крылья, протянула пышный разноцветный хвост вниз и опёрлась им на пылающее кольцо лотоса Тай Цзы, скрытого в недрах горы.

 В голове у меня взорвались какие-то крики, чья-то суматоха отошла на задний план, как что-то чуждое. Моё огненное тело продолжало расти, раздирая границы стен монастыря, вышло за пределы монолита горы.

 Я вдруг увидел, что это вовсе не гора, а сплавленная воедино громадина древнего храма, поднимавшего когда-то макушки зданий на головокружительную высоту. Увидел энергетический рельеф странных деревьев, дорог, животных продолжающих жить в какой-то иной плоскости существования. Увидел людей, а, вернее, жителей, подобных людям, занимающихся различной деятельностью. Те из них, кто был ближе ко мне, замахали руками, радостно (а может быть, с тревогой) закричали, стали менять свой цвет.

 Я чувствовал себя гигантской птицей плещущегося огня, раскинул крылья и взмахнул ими. Странный мир передо мной изменился, стал прозрачным. На фоне странного пейзажа проявился полупрозрачный овал зала, виденного три дня назад, с сидящими полукругом многочисленными хранителями. В голове раздался сильный голос, перекрывающий окружающий шум.

 «Мы видим, что не ошиблись в выборе! Наши амулеты помогли тебе обрести истинную форму, а лотос начал влиять на тебя и вскрыл тайник памяти с очень интересным для нас содержимым. Надеемся, что это поможет твоим поискам истины».

 Я не очень понимал, что говорит голос, не задумывался над происходящим со мной – я был зачарован видом соединения жизни четырёх разных слоёв жизни в одной точке пространства. Остающийся прозрачным мир предков продолжал излучать удивление и радость встречи с непонятной огненной птицей, которой являлся сплав лотоса Тай Цзы и моей энергетической натуры. Зал хранителей кипел оживлением и посылал ко мне какие-то связки слов, наверное, соединённые в, объясняющие что-то, фразы, на фоне хорошо знакомого рельефного контура горы, на обрыве которой прилепилось небольшое гнездо жизни нашего монастыря.

 Самое удивительное в этом смешении разных форм жизни проявлялось в сочетании времени, текущего с разной скоростью, в разных направлениях. То, что время может быть окрашено в разные цвета, я уже видел, что оно обладает разной плотностью – тоже. А вот столкновение глыб различных ситуаций и событий, возникновение и исчезновение водоворотов, затягивающих паутины жизней разных слоёв в единый вихрь изменений, непредсказуемо, на первый взгляд, разрушающих и возрождающих какие-то формы – такую функцию времени я видел впервые.

 Как мне вдруг показалось – жизнь и действия каждого из нас зависит только от капризов случайности взаимного проникновения совершенно чуждых друг другу желаний, действий живых существ разных миров. Свойства времени, окутывающего эти процессы, ускоряют и ожесточают одни части, замедляя и размывая другие.

 Я попал на мельницу творения жизней Дао, где разные по форме жернова условий перемалывают судьбы благодаря неустанному течению стремительных разноцветных струй времени.

 Мне попалась на глаза маленькая невзрачная паутинка ситуаций моей жизни, и я невольно пришёл в ужас от вида наплывающих на неё со всех сторон гигантских льдин чужих интересов. В их неизбежном столкновении, в конкретной жёсткости и определённости форм и стремлений, моя судьба выглядела заблудившейся маленькой овечкой, оказавшейся случайно на пути, неукротимо - стремительно мчащегося куда-то, стада огромных буйволов.

 Я затрепыхался в тенётах судорожных попыток предпринять что-то, изменить состояние или положение своей судьбы, отдалить её от жерла всепоглощающей дыры временной воронки. В отчаянном усилии, неизвестно каких ресурсов, я вытянул навстречу беззащитно-беззаботному комочку огненные крылья. Подхватив его пламенем перьев, подбросил чуть выше, в среду более спокойного течения времени, где не было чьих-либо, угрожающих растоптать всё на своём пути, жёстких стремлений и желаний.

 Возникло ощущение, что на уровне, предвкушающем уже неизбежность или даже неотвратимость внедрения чуждых структур в зону паутинки, вспыхнула и затопила всё чёрным гневом и возмущением, волна протеста. Из многих комков ситуаций, начавших вдруг деформироваться, полезли вверх, потянулись вслед за моей паутинкой толстые и тонкие щупальца разных цветов, концы которых были снабжены крючками разных форм и размеров.

 Преодолевая сопротивление струй времени, встречаемых на своём пути, эти живые остервенелые корни поднимались всё выше, неотвратимо приближаясь к, продолжающей беззаботно барахтаться в спокойном потоке, паутинке.

 Забившись в очередном усилии предпринять что-то, напрягшись изо всех сил, чтобы ещё раз выпустить, неизвестно откуда берущиеся, огненные крылья, я всколыхнул все части себя, рванулся… и оказался стоящим в углу тренировочного зала.

 Тело было совершенно измочалено сверхестественными усилиями, покрыто липким потом паники и лихорадочно тряслось. По крайней мере, одно принесло облегчение – я мог двигаться. Медленно, неуверенно оглянувшись, я обнаружил, что братья, вместе с которыми мы выполняли оздоровительные движения, продолжают заниматься. Мало того, создалось впечатление, что я отсутствовал в процессе жизни монастыря только одно ничтожное мгновение.

 Опустив обессиленные руки и стараясь унять, колотящую мои внутренности, противную дрожь, я с наслаждением окунулся в атмосферу спокойствия, стабильности, заполняющую зал.

 Братья прервали своё действие, вопросительно глядя на меня, и были явно озадачены трансформацией моего внешнего вида. Образ панически испуганного, дрожащего птенчика, представшего их удивлённым взглядам, никак не сочетался со спокойно-умиротворённым видом, с которым я начинал движение за мгновение до этого.

 Но какое это имело сейчас значение, когда, где-то в другом срезе жизни, остервенелые щупальца продолжали нащупывать путь, ведущий к моей судьбе.

 Требовалось срочно что-то предпринять!

 Надо бежать к учителю, кричать, поднимать тревогу!

 Надо что-то делать, найти способ спасения.

 Надо… но что?