В полдень второго дня путь по долине, раскинувшейся между двумя грядами гор, напоминающих своими формами драконов, лениво разлёгшихся под лучами весеннего солнышка, привёл молодого человека к знакомой расселине. Как и в прошлом году, он не посмел отвергнуть приглашение распахнувшегося узкого коридора, предлагающего отклониться от хлопотливого горного потока, который продолжал свой бег на восток.
Остановившись на пороге негостеприимного проёма, юноша повернулся в сторону следов, оставленных его башмаками на редких островках талого снега, сверкающих остатками былой белизны. Родной приют давно скрылся из вида за неспешным изгибом русла долины, но всё ещё казалось, что можно различить ласточкино гнездо монастыря, прилепившееся в обрывистому склону величественной горы.
Хотелось убедить себя, что вдалеке ещё видны крошечные фигурки людей, снующих по террасе в грустных хлопотах проводов, что всё ещё слышны крики первых весенних переселенцев, увлечённых извечными перепалками за лучшее место по соседству с человеческим жильём.
Не оставив попытки бросить прощальный взгляд на привычный уклад жизни, установить веху, соединяющую его с прошлым, странник не спеша снял с плеча деревянный ящик и небольшую корзину, поставил их рядом с собой на землю. Глубоко вздохнув, он расслабил плечи и руки, прикрыл глаза и замер в позе «врастания в землю». Было впечатление, что отрешённость от суеты, оставленной сзади, захватывает его тело и погружает в мир, где время ползёт еле заметно, где освобождается место для шествия мудрых мыслей, привыкших ощущать уважение и внимание к себе.
Почувствовав напряжение усталости в ногах, немного затёкших от длительного стояния неподвижно, господин Ван наклонился, подхватил стоящие рядом вещи и, кряхтя, разместил их на плечах. Бросив вокруг неторопливый взгляд созерцания, он повернулся к раздвинувшемуся перед ним проёму и, не оглядываясь, зашагал прочь от жизни, оставленной за спиной.
Не спеша, но проворно передвигаясь, лекарь внимательно смотрел по сторонам, в надежде обнаружить какое-нибудь редкое растение, ещё только просыпающееся от зимнего накопления сил в корнях и выплёскивающее избыток весенней радости в первых нежных побегах. Находки ранней весны очень ценны в лечении детских болезней, в помощи детскому организму обрести равновесие между внутренним развитием и внешней адаптацией. Травы горных районов особенно хороши для устранения глубинных слабостей и нарушений в теле.
Мурлыча тихонько мелодию детской песенки, давно выветрившейся из памяти, но оставившей воспоминание о себе простеньким мотивом, без конца крутящимся в голове, старик приблизился к, одному ему видимой, границе между свободным миром и пространством, пронизанным нитями энергетического контроля. Остановившись, не доходя несколько шагов, он внимательно осмотрел барьер колдовства, подёргал за некоторые волокна и прислушался к звону вестников тревоги, доносящемуся издалека.
Солнце уже скрылось за вершинами, погрузив узкую долину в полумрак и прохладу. Перед путником возникла возможность выбора ситуации – или расположиться на ночлег в какой-то нише горной стены или продолжить движение, чтобы провести ночь в жилище старой колдуньи. Победило второе предложение потому, что хотелось окунуться в жизнь созданного персонажа, окружить его правдивыми деталями, вдохнуть время и краски в воображаемый мир чьей-то, пока ещё чужой, судьбы. Да, к тому же, там уже знали о приближении чужака и лучше лишить их времени для подготовки встречи, особенно, ночного.
Ночь уже расположилась на ночлег в теснине, сжатой горами, развесив длинную гирлянду звёзд на небесном куполе и погрузив мир в хрупкую морозную тишину, когда усталый путник добрался, наконец, до колодца, за которым чернело пятно входа в пещеру. Над дверным контуром отсвечивал в звёздном пересвете, продолжающий хохотать над чужими ошибками, осенённый посмертной мудростью, дух- череп горного козла. За тяжёлым шкурным занавесом угадывался отблеск огня, полыхающего в печи и заполняющего пространство заманчивым приглашением окунуться в домашний уют и заботу.
Не мешкая, старец приблизился к дверному проёму и негромко заговорил:
- Позвольте поприветствовать уважаемых хозяев гостеприимного пристанища усталых душ. Разрешите проникнуть внутрь, чтобы выполнить долг перед вами и перед судьбой.
Казалось, что даже пламя застыло в замешательстве, сковавшем нутро пещеры оцепенением и непониманием. Приветливое доселе, неказистое жилище наполнилось звенящей пустотой немого вопроса и тревоги перед лицом невидимого путника, доверительным тоном вещающего непонятные слова…
Нисколько не смутившись перед таким ледяным приёмом, странник продолжил говорить, чтобы согреть хоть чуть-чуть, окутавшую его тучу замешательства и страха, струившуюся из-за занавеса.
- По поручению моего внука, встретившего вас прошедшей осенью, и спасённого вашей заботой, я принёс вам слова его благодарности.
Внутри зашелестел оживлённый шёпот, затем, несколько неразборчивых слов, произнесённых хриплым басом, изо всех сил старающимся быть неслышным и, наконец, приглашение войти, выпрыгнувшее из старческого женского горла.
Осторожно отодвинув край тяжёлого полога, господин Ван заглянул внутрь пещеры. Посредине пространства, в углублении, сделанном в каменном полу, полыхал яркий огонь, отбрасывая танцующие тени на стены. Сбоку от жаркого пламени сидела на низкой подставке старая женщина, насторожённо вглядываясь в темноту входа. Её энергия была собрана в тугой клубок вокруг тела, из которого выплёскивались небольшие язычки щупалец, легонько дотрагивающихся до тела непрошенного гостя, в надежде обнаружить его скрытые намерения.
Окинув взглядом мрачное жилище и не обнаружив сына хозяйки, господин Ван отодвинул занавес пошире и, не заходя внутрь, представился.
- Здравствуйте, почтенная госпожа. Пусть в вашем доме царит покой и благополучие. Меня зовут Ван Гао. Я – лекарь из горной деревни Бо, иду в город Линфу, узнав, что мой учитель, доктор Мин, умер. Перед смертью он указал меня, как своего преемника и, не смея ослушаться последней воли дорогого мне человека, с началом таяния снегов и до паводка, я тронулся в путь. Пользуясь благосклонностью великого Дао, предоставившего такую возможность, я решил навестить вас и поблагодарить за помощь моему непутёвому внуку, оказанную в критический момент его жизни.
По мере неторопливого рассказа плывущего из тёмной бреши дверного проёма, женщина стала успокаиваться, взгляд, сверлящий чужеземца, немного смягчился. Она повернула голову в сторону угла комнаты, скрытого от взора входящего, и сказала, что опасности нет. Из мрака возникла громадная фигура бородатого мужчины, одетого в накидку из овечьих шкур, с огромной дубиной в ручищах. Не глядя на пришельца, он прошёл к огню, казалось, заполнив собою всё пространство комнаты, ворча положил своё оружие на пол и грузно приземлился рядом.
- Входи, странник, располагайся у огня, - коротко бросила женщина силуэту, продолжающему неподвижно стоять у входа. – Я поищу тебе еды и приготовлю напиток.
Она встала, указав место перед огнём, напротив мужчины, забывшего о происходящем вокруг и погрузившегося в созерцание пляшущих разноцветных огоньков. Скрывшись в темноте глубины пещеры, она принялась передвигать чашки, что-то резать, толчить и смешивать.
Запахнув за собой дверной полог, гость прошёл в круг света, остановился перед огнём, поставил на землю ящик, корзину и поклонился. Прошептав какую-то молитву, он скинул толстый халат, постелил его на пол и сел, тяжело отдуваясь. Сняв, затем шапку, он пригладил, торчащие во все стороны, непослушные седые волосы, расправил морщины лица в улыбку и огляделся вокруг.
Когда женщина вышла на свет, чтобы налить воды в приготовленную смесь и поставить большую миску на огонь, Ван уже задремал, пригревшись и расслабившись. Услышав рядом звуки перемещений и помешивания углей, он с трудом разлепил глаза, поднял голову и виновато улыбнулся в ответ на строгий взгляд хозяйки.
- Я уже отвык много ходить, быть на ногах с раннего утра до позднего вечера. Тело протестует против неожиданной необходимости физических усилий. Да, кстати, внук просил передать вам этот кувшин с вином. Сам я уж давно не пью вино, но он говорит, что это – лучшее, которое можно найти в Поднебесной.
Молча взяв тяжёлый кувшин, женщина отнесла его в нишу стены и вернулась к огню.
- На самом деле, я не слишком помогла вашему внуку, он боролся со своим недугом и, наверное, победил бы его и без моего вмешательства.
Она замолчала, помешивая закипающий бульон.
- Судя по тому, что вы направляетесь в другую сторону и, по всей видимости, надолго, вам не скоро удастся снова встретиться с внуком. Обратный путь вас всё равно приведёт в наше убежище и, поэтому, я передам мою благодарность ему при следующей встрече с вами.
- Суп готов и чтобы у вас не возникло опасения, мы разделим его с вами.
Хозяйка ненадолго скрылась в тёмной глубине пещеры и вернулась, неся три миски поменьше.
- При первой встрече с вашим внуком, мне довелось испытать на себе магическое мастерство, которым он владеет в совершенстве. У меня нет никаких сомнений, что вы тоже обладаете подобным уровнем.
Она налила в каждую миску немного супа и предложила одну своему сыну, а другую – гостю. Взяв третью и осторожно отхлебнув горячей жидкости, она продолжила:
- Ваши забавы с охранной сетью насторожили меня. Нечто подобное сделал ваш внук при первой встрече с нею и это встревожило нас. Пытаясь понять причины внимания к нам, я попыталась прощупать ваши возможности. При первой попытке, меня ударило очень сильно и обожгло внутри. Когда же, несмотря на это, я попробовала узнать хоть что-то, то волна тревоги и страха заполнила всё и заставила отстраниться. Вы – страшный человек и я не хочу навлекать на свою голову и на судьбу сына ваше недовольство.
Добавив супа в чашки гостя и сына, женщина, словно решившись внутренне на какой-то отчаянный шаг, резко подняла голову и устремила взгляд в глаза Вана.
- Однажды я встречалась с подобным человеком, и эта встреча перевернула мою судьбу. Он был небольшого роста, стремительный в движениях и улыбчивый, но внутри него клокотала такая - же ужасная сила, как и в вас. Он задержался только на одну ночь, переночевав в доме моей матери, и ушёл ранним утром, не попрощавшись, в сторону, откуда вы пришли.
Каков же был мой ужас, когда, через некоторое время, я обнаружила, что беременна. Я не могу объяснить, как это получилось, как произошло. Я ничего не помню из прошедшего той ночью, для меня ничего и не было. Мои попытки объяснить что-то матери, закончились тем, что она выгнала меня жить в амбар. А когда стало невозможно спрятать растущий живот, вся деревня стала потешаться надо мной и хохотать над моими уверениями в невозможности происходящего и моей невинности.
По ночам мужики стали стучаться в дверь амбара с требованиями открыть им, угрозами и оскорблениями. Я кричала, умоляла их уйти, пыталась спрятаться – это только распаляло их, врываясь, они насиловали меня ещё и ещё.
Не в силах выдержать таких мучений, я попыталась утопиться, но, когда, нырнув как можно глубже и выдохнув воздух, стала терять сознание и подумала, что наконец-то всё кончилось, вдруг увидела перед собой страшного демона, огромного и чёрного, который приказал мне жить. Очнулась я на берегу озера, в кустарниках, вдалеке от воды. Не понимая, что делаю, я бросилась бежать куда-то и очнулась только на пороге этой пещеры, в которой лежала, умирая, старая колдунья.
С трудом приподнявшись, она подозвала меня к себе, велела сесть рядом, положила руки на мою голову и сказала, что наконец-то может уйти из ненавистного мира, передав бремя следующей несчастной.
Ничего не понимая, я покорно сидела рядом с ней, пока не обнаружила, что вместо немощной старушки она превратилась в высохший скелет, оскаливший беззубый рот в злорадной усмешке вызова судьбе.
С тех пор я живу здесь, где нет людей и злобы, окружающей их желания. Во мне проснулись способности, переданные моей предшественницей, позволяющие защищать себя и мстить растоптавшим мою жизнь. Наверное, мне недолго осталось жить и я начала ждать свою последовательницу, которую пришлёт судьба.
Почувствовав в вас бурление источника безжалостной силы, я испугалась, думая, что демон, разрушивший мою жизнь, идёт, чтобы забрать её обломки. Я не могу оставить моего сына наедине с враждебным миром. Он наивен, добр и изо всех сил пытается защитить свою мать от злобы и страданий, стараясь взять их на себя, стремясь встать между мною и ненавистью, плещущейся вокруг. Он – это единственное пятнышко доброты, уцелевшее в пелене черноты человеческих душ.
Я приму на веру всё, что вы захотите мне рассказать, я буду стараться не рассердить вас, соглашусь с любым внешним обликом, который вы пожелаете принять, только пожалейте моего сына, не забирайте его здоровье и жизнь. Осенью я была слишком озлоблена и ослеплена яростью и поэтому осмелилась противостоять вам. Зима отрезвила меня, болезнь сына смела всё остальное, кроме желания помочь ему.
Я вижу судьбу, раскинувшую надо мной чёрные крылья смерти, чувствую раздвигающуюся пропасть под ногами. Если бы я была одна, это было бы избавлением, но оставить одним невинного ребёнка – значит тоже обречь его на смерть. Не скрывая своих страхов от вас, я прошу оставить мне ещё немного радости жить рядом с моим ребёнком…
Ошарашенный таким поворотом ситуации, я не знал, что предпринять. Стало ненужным изображение старика, стал бесполезным маскарад, подобранный с такой тщательностью.
Молча, я смотрел в глаза несчастной, встревоженной женщины, пытающейся убедить судьбу отодвинуться немного, дать ей ещё глоток воздуха и надежды. Не для себя, безнадёжно растоптанной, а для несчастного, сидящего по другую сторону очага, мерцающего остывающими углями. С детским беспокойством в глазах, великан настороженно переводил взгляд с матери на меня и безуспешно пытался понять причины её волнения и страха.
Бросив мне в лицо свою правду, страдания, готовность дальше нести бремя жизни, мать замолчала, ожидая какого-то чуда от меня, требуя отодвинуть час смерти.
Сжавшись внутренне в комок, чувствуя свою беспомощность и бесполезность для неё, я попытался что-то пролепетать в своё оправдание, сказать что-нибудь подбадривающее, но горло пересохло от волнения и сопереживания. Я несколько раз открыл рот, в надежде произнести хоть какой-то звук, даже взмок от натуги, но, к счастью, ничего не смог выдавить из себя. К счастью, потому что в голове было совершенно пусто и если бы мне удалось бы слепить какую-то фразу, то это была бы какая-нибудь глупость.
Да видимо, слова в этот момент были и не важны. Молчание сказало больше и точнее, прозвучало убедительнее и весомее. Женщина, вдруг, склонила голову и тихо прошептала слова благодарности. Замерев на несколько мгновений в мыслях, умчавших её далеко, она встала и, вытерев слёзы, сказала, что приготовит травяной чай.
Попив странного отвара трав, ещё некоторое время мы сидели, глядя на, переливающиеся жаром, остывающие угли, молчали и чувствовали, как растворяется глыба напряжения, висевшая ранее над нашими головами.
Неожиданно, хозяйка снова повернулась ко мне и, вонзив свой взгляд в мои зрачки, сказала:
- Ваш путь усыпан опасностями и предательствами. Будет лучше, если Ляо (она указала взглядом на дремлющего великана) проводит вас до выхода из ущелья.
По-прежнему, не рискуя сказать что-то, я отрицательно покачал головой, надеясь на убедительность этого жеста, сложил кисти и поклонился в знак благодарности.