Целитель почувствовал жгучий интерес взглянуть на юношу, но прежде он повернулся к губернатору и спросил:

- Можно ли мне взглянуть на дерево, конечно, заранее извиняясь за дерзость попытки нарушить неприкосновенность вашего семейного пространства. Я знаю, что прошу почти невозможного, но, увидев дерево, место, где оно растёт, я, может быть, смогу лучше разобраться в тонкостях энергетической паутины несчастья.

 - Я не могу отказать вам во втором, но не могу помочь в первом,- ответил губернатор, - потому что с того момента я, как и все остальные члены семьи, не мог спокойно смотреть на источник несчастья, бывший ранее нашим защитником и предавший нас.

 - Дерево срубили и сожгли, сохранив только низкий пенёк, служащий теперь местом моих медитаций. Сидя там, я чувствую себя окружённым тенями предков, до знаменитого Цзы Сьяна, служившего легендарному императору Ши Хуань Ди, да будет вечно сиять в небесах звезда его славы.

 Губернатор негромко хлопнул в ладони и тут же из-за ковра, украшающего одну из стен, изображающего сцену встречи двух путников в горах, появилась фигура ещё одного путника, воплотившаяся в образе всё того же старичка, склонившего голову и ожидающего указаний.

 - Ло, проводи господина доктора в семейные покои, к останкам «дерева славы».

 И, обратившись к Ван Гао: - Я жду вас здесь, чтобы продолжить обсуждение проблемы.

 Снова целитель нырнул в атмосферу безвремения и полумрака. Коридоры и переходы, пересекаемые теперь, были более узки и абсолютно безлюдны. Впереди неторопливо скользит сухонькая фигурка проводника, откуда-то издалека доносятся приглушённые звуки жизни, можно предположить какие-то сцены, разворачивающиеся в свете дня, а здесь – окружает и давит оцепенение, иссушающее душу, надежды.

 К счастью, это погружение в серую тоску продолжалось недолго – неожиданно, отодвинув очередной полог тяжёлого ковра, старик вывел господина Вана на просторную, залитую радостным солнечным светом, террасу, выложенную мозаикой узора плиток молочного цвета, в центре которой возвышалась круглая полированная площадка.

 Слуга направился к ней и, повернувшись к Ван Гао, остановился, указывая рукой на сверкающий на солнце круг.

 - Вот «дерево славы рода Цзы», господин. Когда понадоблюсь, я буду там, - он указал на уголок террасы, который сохранил клочок прохладной тени.

 Кивнув в ответ, врач прикрыл глаза, расслабил тело, чтобы почувствовать течение энергии внутри, затем выпустил наружу её облако, освобождая себя от утомления, раздражения и суеты – качеств, захваченных телом от людей и ситуаций по пути сюда. Почувствовав, что натура освободилась от всего лишнего и ненужного, он осторожно поднялся на возвышение и огляделся.

 Круг, размером в пять больших шагов в поперечнике, был украшен бело-красной монадой, заполняющей плоскость. По бортику располагались триграммы с иероглифами соответствующих элементов. В центре монады были изображены два золотых дракона, Их тела  переплелись в игре со священной жемчужиной, роль которой выполнял прекрасный кусок нефрита, врезанный в центральную точку монады.

 Ван Гао сел в центр монады, закрыл глаза и постарался раствориться в потоках энергии, создаваемых окружением.

 Сразу же почувствовалась неимоверная сила, поднимающаяся из недр земли по корням дерева-монады. Проследив её путь до источника, целитель оказался в сумеречном мире демонов. Стараясь не оставить следов своего проникновения, он осторожно отстранился и заполнил пространство нейтральной энергией. Всколыхнулись неприятные воспоминания предыдущих вылазок в чуждый ему мир, в которых приходилось отстаивать своё право удалиться из него, сохраняя свою целостность. А так как воевать Ван Гао не любил, то старался не соприкасаться с существами, только и ищущими столкновения, да ещё, желательно, с кровавым исходом.

 Устремив своё внимание вверх, он с восторгом обнаружил энергетический силуэт гигантского дерева, продолжающий жить и влиять на окружение. На ветвях, распростёрших энергию вокруг ствола на десятки шагов, остались навсегда следы листьев последнего лета, последнего мгновения долгой земной жизни, следы, сохраняющие надежду на соприкосновение и познание окружающего мира, и наполненные болью осознания недолговечности существования.

 Растворившись в мириаде деталей формирующих величавую крону, целитель стал восстанавливать последние моменты жизни дерева.

 Скользя вспять по реке времени, оставившей в судьбе гиганта неизгладимый след, доктор вернулся к суматохе, творящейся вокруг дерева в трагический момент, затем различил искорку энергии мальчугана, скачущего по ветвям, мягко пружинящим под его невесомостью, ускользая от людей, пытающихся поймать его.

 Предельно замедлив ход развития ситуации, Ван смещался в её глубины, стараясь разглядеть все мелочи. Таким образом, он дошёл до начала переполоха, а затем подошёл к моменту, когда мальчик был один. Здесь пришлось внести некоторые коррективы потому, что сын губернатора оказался на дереве, а до того, на земле, в сопровождении двух странных персонажей, одетых в чёрное с ног до головы.

 Сосредоточившись на их энергетическом проявлении, Ван Гао несколько раз рассматривал ситуацию, перемещаясь по времени в более и менее удалённое прошлое.

  Потрясённый расследователь увидел, как, подобно двум гигантским птицам, эти люди приземлились на пустынной террасе после полёта на воздушных змеях тёмно-синего цвета. Затем один перебросил верёвку через одну из нижних веток, ловко взобрался на дерево и поднял в гущу кроны использованные крылья. Он так и остался стоять на одной из веток, невидимый ни с воздуха, ни с земли, достал какую-то дудочку и засвистел в неё. (Мелодия или мотив не сохранились в памяти дерева, но было видно распространение тонкого спектра энергии, вылетающего из трубочки). Почти сразу же появился человек, ведущий за руку мальчика и что-то увлечённо рассказывающий ему. Человек в чёрном, оставшийся внизу, притаившийся до того сбоку от входа, скользнул сзади них и высыпал на голову ребёнка облако мелкого порошка. При этом сопровождающий отпрянул в сторону и замер, наблюдая за происходящим.

 Мальчик начал тереть глаза, затем растерянно оглядываться, что-то говорить, а потом упал на землю и быстро пополз к краю террасы. Подхватив его одной рукой, человек без лица потащил старающееся освободиться тело к верёвке, свисающей с дерева, обмотал его и стал наблюдать за подъёмом. Завершив путь первый раз, конец верёвки спустился вниз ещё раз, чтобы подхватить гибкое, как пружина тело в чёрном и утащить его вверх.

 Почти на вершине дерева возникла сначала одна гигантская синяя птица, мягко скользнувшая в воздух и поплывшая прочь, затем – вторая, унося пришельцев также бесшумно, как и принесли.

 Оставшийся внизу человек посмотрел на удаляющиеся в вечернем полумраке распростёртые силуэты и скрылся в глубине жилых помещений, оставив сына губернатора кричащим что-то вверх и грозящим в небо маленьким кулачком…

 Закончив крутить ситуацию взад-вперёд, опустошив сознание, доктор сидел, не шевелясь, уставившись, ничего не видящим взглядом, в пустоту перед собой. Голова  его напряжённо работала, выкапывая откуда-то, из собственного, далеко ушедшего в прошлое, опыта знания, о присутствии которых он даже и не подозревал.

 Оказывается, люди в чёрном – это выходцы из кланов наёмных убийц, профессией которых является очищение земли от существ, нежелательных тому, кто платит и ревностное сохранение земли от сведений о «скромных служителях чистоты». Пятитысячелетняя история этого обособленного племени землян известна только им самим, да и то только поучительными фрагментами, которые нужно хранить, чтобы не совершать дважды каких-либо ошибок. В памяти скромного провинциального лекаря вдруг поплыла череда кровавых событий, настолько красочных, что если бы не профессиональная привычка вида крови, то желудок бы изверг не только вчерашние грибочки, на и остатки позавчерашней трапезы.

 «Откуда же такие сведения, подробности, взгляд изнутри? Уж не страдаю ли я раздроблением личности, когда какие-то посторонние потрясения и трагедии укрываются в неприкаянном сознании, как прошлогодние листья, сбивающиеся ветром в кучку в укромном уголке между строениями? Или это мои предки заботливо передают мне свой опыт, пользуясь оказией мощного потока энергии, вздымающегося здесь, благодаря корням чудесного дерева? Нет, не хочется даже предполагать, что в моей семье были чудовища, хладнокровно отнимающие чужие жизни! Может быть, моя профессия врача – это попытка искупления злодеяний, совершённых предками и таким образом, она – миссия моей судьбы? Надо остановиться в предположениях, а то безумие заполонит и оставшуюся нетронутой пока часть сознания.

 И надо как можно скорее сползти с чудесного пня, дающего натуре такие возможности!»

 Спустя некоторое время доктор уже находился в кабинете губернатора и рассказывал историю, подсмотренную им в щёлочку, любезно приоткрытую ему деревом-фантомом.

 Глаза губернатора раскрывались всё шире, по мере течения рассказа, и наливались пламенем ярости. Когда же Ван Гао закончил описание облика человека, сопровождавшего мальчика на террасу, тот затопал ногами, начал теребить и без того чахлую бородёнку и с гневом прошептал: «Вот негодяй! И это его я отправил собственноручно с посольской миссией в страну «тысячи храмов»! Сейчас же напишу, чтобы на праздник летнего солнцестояния мне прислали в подарок его голову, фаршированную его же нечистотами!»

 Терпеливо выслушав все подробности унижений, уготованных развенчанному фавориту, доктор попросил о возможности взглянуть на сына губернатора.

 Упоминание о нём сразу отрезвило взбешённого правителя и выпустило на волю обеспокоенного отца. Вызвав всё того же незаметного старичка, губернатор спросил у него, чем занят сейчас его сын и, к удивлению доктора, старец, закрыв глаза, сказал, что тот играет сейчас со своей любимой кошкой.

 - Приведи его сюда, только так, чтобы никто не узнал об этом, - приказал хозяин, на что слуга коротко кивнул и покинул помещение.

 - То, что дворец наполнен шпионами разных влиятельных лиц, заинтересованных в том, чтобы как можно скорее узнавать о принятых мной решениях – это понятно. Я и сам делаю так же.

 - То, что у меня много врагов – совершенно не удивительно. Я всегда предпочитал открытых недругов льстецам и подлецам.

 - Ну, а то, что в этом замешаны бугуани и я до сих пор жив – свидетельствует о стремлении сломать меня и насладиться последующим саморазрушением, без выхода драмы за пределы внутрисемейных несчастий. У шести знатных родов центрального Китая есть все поводы желать подобного окончания существования нашей семьи, а уж в средствах они совершенно не ограничены. Каждый из моих родовых врагов может спокойно нанять всех бугуаней Китая, как впрочем, сделал бы и я.

- Возможно, именно это меня удивляет больше всего – каждый из нас платит всем возможным мастерам грязных делишек, чтобы избавиться от остальных. В итоге, все живы и имеют гарантию невмешательства профессионалов. И вы рассказываете о появлении двух знатоков своего дела, использующих хитроумные приёмы, чтобы реализовать заказанное кем-то, да ещё и так, чтобы спрятать все концы в брюхе тигра!

 Появление юноши, озадаченного какой-то внутренней проблемой, оглядывающегося вокруг и не узнающего собственного отца, прервало этот интересный, в своей откровенности, анализ. Ведь, если могущественные люди вдруг перестают скрывать от вас свои секреты – это может означать только одно – они знают, что вы никому уже не расскажете этого…

 Поэтому Ван Гао облегчённо вздохнул при появлении Ти Пина, внутренне надеясь, что губернатор не счёл, что сказал уже слишком много…

 Войдя в кабинет и почувствовав, что его никуда больше не тащат, юноша сел на пол, склонился к открытой левой ладони, на которой сидел небольшой рыжий котёнок. Поглаживая его спинку, юноша начал тихонько напевать колыбельную и покачивать руку из стороны в сторону.

 Губернатор вопросительно посмотрел на Ван Гао.

 - Как вы хотите осмотреть его? Он должен лечь? Раздеться?

 На каждый вопрос доктор отрицательно качал головой.

 - Лучше всего, если он будет естественным. Я уже начинаю осмотр, - и он закрыл глаза.

 Бегло окинув тело Ти Пина энергетическим взглядом, целитель сразу обнаружил три нарушения функции организма. Открыв глаза, он встал, подошёл к сундучку, стоявшему у стены, рядом с входом в кабинет, и начал рыться там, ища необходимые препараты.

 Подойдя к юноше, доктор встал рядом с ним и обратился к губернатору:

 - Ваша светлость, я обнаружил три неприятности, скрытые в теле вашего сына, которые мешают функции его тела, сознания и натуры. Если вы позволите, я начну прямо сейчас действия, восстанавливающие нормальное состояние всех частей.

 Не ожидавший такой быстроты диагностики и нахождения средств излечения, губернатор в сомнении нахмурил брови и опять принялся таскать себя за бородку, правда, теперь – гораздо нежнее. Он бросил вопросительный взгляд на старика, молчаливо стоящего в проёме входа, затем перевёл его на, забавляющегося с котёнком, сына.

- Сколько раз нужно повторить ваши действия, чтобы добиться полного выздоровления?

 Замешкавшись с ответом на вопрос, не имеющий прямой связи с предстоящим действием, Ван Гао немного подумал и объяснил:

 - Если всё пройдёт так, как я предполагаю, то хватит только сегодняшнего вмешательства. Дальнейший процесс совершит его собственное тело, до полного избавления от недуга. В менее удачном случае может потребоваться ещё два повторных действия, но уже только энергетического характера.

 Не совсем удовлетворённый таким ответом, губернатор всё же кивнул головой: - Начинайте.

 Доктор решительно опустился на колени рядом с юношей и, положив на пол небольшую дощечку, начал смешивать на ней крошечные порции разных лекарств. Закончив это действие, он повращал во рту языком, описывая восемь кругов в иньском направлении и семь кругов в янском. Собрав выделившуюся слюну, он смачно плюнул в горстку, ожидающую увлажнения, и принялся размешивать смесь воробьиным пёрышком.

 Привыкший, видимо, к более изысканным манерам городских докторов, губернатор наблюдал за быстрыми действиями лекаря, сощурив глаза и сморщившись, как от зубной боли…

 Подхватив часть полученной смеси на кончик большого пальца, Ван Гао понюхал её, одобрительно причмокнул и наложил её на кожу вокруг правого глаза Ти Пина. Затем, не мешкая, подцепил ещё одну порцию и проделал круг вокруг левого.

 Юноша оцепенел, часто заморгал глазами и начал водить ими из стороны в сторону, не шевеля головой. Казалось, что-то оборвалось внутри него или он вдруг осознал, что потерял нечто очень важное для себя. Казалось, он сейчас заплачет или начнёт паниковать…

 Доктор, не отвлекаясь от подготовки к следующей части своей операции, объяснил взволнованному зрителю:

 - Он сейчас ничего не видит и не чувствует.

 Извлекя из рукава длинную иглу, предназначенную для иглоукалывания, Ван Гао наклонился к шее Ти Пина сзади и быстрым уверенным жестом вонзил её в основание черепа. Взяв тонкую бамбуковую палочку, он соединил её с концом торчащей иглы так, что тот оказался внутри пустоты палочки, прижал её к шее и, взяв в рот второй конец её, начал высасывать что-то через трубочку. Сделав несколько сильных вдохов, он оторвал палочку от шеи и иглы, направил в сторону пола и выдохом освободил её от огромного сгустка запёкшей крови.

 Губернатор ахнул и застонал, как от совершенно невыносимой зубной боли…

 Лекарь снова вложил конец иглы в полость бамбуковой трубочки и проделал то же действие. Снова сплюнув из трубочки шмоток крови, он одобрительно кивнул головой и произнёс сам себе:

 - Ну, ещё два раза и полость будет чистой.

 Завершив эту часть своего плана, врач присел на корточки перед лицом Ти Пина, продолжающим выражать растерянность. Положив подушечки больших пальцев на глазные яблоки с внутренней стороны, он начал шевелить их, сильно вдавливая пальцы в глазные впадины.

 - Действие чёрных людей развернуло взгляд Ти Пина внутрь. Он перестал видеть внешний мир, а был ограничен только картинами своего внутреннего мира и состояния.

 Завершив перемещать глазные яблоки, он положил левую ладонь на затылок юноши, а правой хлопнул несколько раз по лбу, каждый раз меняя немного направление удара.

 Удовлетворённый проделанным, целитель встал на ноги, оставаясь перед лицом пациента, наклонился и положил кисти рук на его затылок так, чтобы кончики средних пальцев были соединены. Сохраняя такое положение, он начал постукивать запястьями по голове Ти Пина с двух сторон, заставляя голову откидываться то в одну, то в другую сторону.

 Закончив сотрясение головы направленными ударами, доктор обхватил голову руками и начал подтягивать её вверх короткими резкими рывками. На семнадцатом рывке глаза Ти Пина вдруг зажмурились и широко распахнулись. Он вскрикнул, чем заставил Ван Гао прекратить действие. Остановив взгляд на почти зелёном лице своего отца, Ти Пин спросил звонким мальчишеским голосом:

 - Папа, как я здесь оказался? Во что это мы играем?

 Лекарь отошёл в сторону и, закрыв глаза, ещё раз осмотрел тело юноши.

 Повернувшись к губернатору, он объявил, что сегодняшняя часть лечения завершена и, судя по состоянию сознания Ти Пина, дальнейшее оздоровление может стать делом молодого организма, способного справиться с дальнейшим восстановлением своих функций.

 - Сейчас я приготовлю снадобье, позволяющее хорошо отдохнуть ему, а завтра он может начать осваивать нового себя. Было бы хорошо приставить к нему на ближайшие дни людей, объясняющих изменения окружающего мира и перемены, коснувшиеся его самого.

 Ошеломлённый губернатор смотрел на сына, вопросительно смотрящего на него, и на глазах его навернулись слёзы. Он приблизился к юноше, опустился перед ним на колени, обнял его за шею и застыл в немом крике внутренней радости.

 Привычка держать себя в жёстких оковах самообладания взяла верх через несколько мгновений. Губернатор встал, повернулся к целителю:

 - Я спешу вас отблагодарить. Скажите, что вы желаете, и я сделаю всё возможное, чтобы выполнить это. Но, сначала я поделюсь с вами ещё одной заботой, лежащей на моих плечах уже пятнадцать лет. Все доктора, которые пытались лечить моего сына, не доживали до следующего утра. Каждый из них умирал загадочным способом, похожим на естественную смерть. После вашего рассказа я начинаю думать, что в глубине этой естественности скрыт подчерк клана «невидимок» и в стремлении защитить вас, предлагаю помощь моей охраны – надёжнейших и опытных воинов и советую остаться на ночь под моей крышей и защитой.

 С выражением благодарности и уважения к персоне губернатора, доктор отклонил оба предложения и пообещал завтра навестить своего пациента.

 Губернатор, в свою очередь, проявил великодушие, пообещав и завтра прислать носилки уважаемому доктору.

 Юноша переводил глаза с одного собеседника на другого, продолжая нежно поглаживать мурлычащий от удовольствия комочек, освещённый отблесками лучей полуденного солнца…

 На обратном пути староста без умолку рассказывал о восхитительном приёме, оказанном ему во дворце, о вкусном угощении и красивых служанках, не обращая внимание на молчание доктора, в голове которого вертелся мотив детской песенки, оглушительной громкостью и непрестанными повторами заслоняющий другие способности общения с внешним миром.