…Я бреду по пыльной дороге, продолжая время от времени потирать правый бок, где, на мой взгляд, сломанное позавчера ребро всё ещё не желает срастаться. Наступил двенадцатый день моей охоты за главой клана бугуаней и его наложницей, которой стала старшая дочь военачальника, как залог его верности или, вернее, как гарантия против его неверности.

 С первого дня меня не покидает чувство, что старательно играя роль охотника, я являюсь, на самом деле, наивной цаплей, которую давно наметил себе на ужин горный орёл. С момента выхода за ворота дома военачальника я чувствую чьё-то пристальное внимание, упирающееся безжалостным остриём в спину, между лопаток, толкающее вперёд и, одновременно, отвлекающее внимание назад.

 Теперь, после схватки с убийцами, пытавшимися захватить меня врасплох позавчера вечером, я стараюсь не делать глубоких вздохов или громко говорить, иначе игла боли пронзает грудную клетку и вырывает меня из человеческого мира, чтобы бросить в мир страданий. Я надеюсь встретить какую-нибудь деревню, какое-то жилище, чтобы попросить кусок материи подлиннее и обмотать туловище, но эта дорожка беспечно петляет посреди зарослей тростника и болот, уводя меня в безлюдье и безысходность.

 Единственное развлечение, отведённое мне судьбой, - отгонять тучи комаров, мошек и других кровопивцев, - уже стало надоедать и всё чаще не достаёт желания отмахиваться пучком тростниковых листьев. Хотя эти попытки не допустить кровопролития только разъяряют крылатое братство и призывают им на подмогу новые полчища остервенелых собратьев.

 Вдруг я чувствую, что начинаю передвигаться в нитях чьей-то энергетической паутины, раскинутой поперёк дорожки и ведущей караульными нитями к болотцу за пригорком. Посетовав на себя за неосторожность, помешавшую заранее разглядеть начало ловушки и обругав жужжащее вокруг крылатое войско, я застыл на месте и принялся прощупывать окрестности.

 Придя к убеждению, что мой путь продолжает расстилаться впереди и что паук почувствовал барахтанье беспечной козявки и теперь ждёт, когда она окончательно увязнет в липких объятьях колдовства, я сбросил с плеча узелок с провизией, перехватил покрепче посох двумя руками и шарахнул ударом гнева по всем нитям паутины сразу. Первым результатом, и, как мне показалось, самым важным, явилось то, что всю мошкару сдуло, словно крепким порывом ветра. Тело возликовало и, впервые за три дня, начало расслабляться.

 - Иду, иду! Чего стучишь, как сумасшедший! Подождать не можешь немного, что - ли? – раздался в голове раздражённый старческий голос неопределённой принадлежности. – Не ломай средство пропитания, не очень-то легко его потом ремонтировать.

 Из-за бугорка показалась щупленькая фигурка в грязной, почти истлевшей одежде, чудом держащейся на костлявых плечиках, над которыми возвышалась худая длинная голова, единственным украшением которой являлись огромные, заползающие на виски, кустистые брови. Где-то среди них, видимо находились глаза, потому что это нечто передвигалось довольно уверенно, а всё это нелепие увенчивалось несуразной шляпкой, сплетённой из мелких веток всё того же тростника…

 …Я лежу в какой-то берлоге, на соломенной подстилке, в которой полным-полно блох, клопов и других любителей поживиться свежей плотью.

 Время от времени я проваливаюсь в забытьё, чтобы скоротать медленно ползущее ночное время, и тогда на смену постельным кровососущим приходит сонм болезненных и неприятных видений, в которых мне отводится роль кормильца ещё более противных тварей. Да если говорить откровенно, то и выскакивая из бредовых кошмаров, я чувствую их присутствие. Это не удивительно, потому что любезный старичок, приютивший меня на время излечения, ведёт своё начало от племени болотных духов и является одним из удачных экспериментов шалостей болотных чародеек с запоздалыми путниками достаточно привлекательной для этого внешностью.

 Когда ещё он с вожделением посматривал на мою аппетитную, на его взгляд, фигуру, представляя себе разные вариации всевозможных блюд, которые можно сотворить из этой горы горячего мяса, то с гордостью рассказывал о своей возможности совмещать магию духов и людей. Потом же, когда, видимо, его аппетит разыгрался не на шутку, он втихомолку принялся наводить на меня чары забвения и сновидения, пришлось утихомирить его, связав заклятьем, и уложить в дальнем углу этого скромного жилища.

 Теперь он сыпет проклятьями оттуда на всё неблагодарное человечество, не понимающее, какой чести оно удостаивается, будучи высосанным духом-мудрецом, да притом - долгожителем. Несколько раз я пытался поправить его фразы, но натыкался на высокомерное невнимание.

 Тем не менее, присутствие его сородичей чувствуется сжимающимся кольцом всё более разрастающегося вожделения и слюнотечения. Их удерживает от появления поблизости, наверное, только плачевное состояние, в котором находится приютивший меня хозяин.

 Одно только и успокаивает, что отлежавшись до утра, я смогу отправиться дальше с осколками ребра, слившимися, наконец – то, в одно целое. Вот и занимаюсь самолечением и кормлением обитателей подстилки, стараясь не шевелиться, не чесаться (хотя жутко хочется), чтобы вылечить разбитую колдуном-воином кость…

 …Вдалеке видна деревушка домиков – ласточкиных гнёзд, прилепившихся к крутым, почти отвесным склонам груды скал, непонятно каким образом, возникшим посредине болотистого уныния, раскинувшегося вокруг, насколько видит глаз. Уже вечер и между домами снуют маленькие ловкие фигурки ребятишек, иногда появляются, чтобы снова скрыться внутри, женщины и уж совсем не видно мужчин.

 Это нисколько не настораживает меня, потому что я знаю, что, наконец-то, достиг логова клана невидимок и какие же они были бы невидимки, если первый встречный мог бы разглядеть их присутствие недалеко от себя и умудрился бы, при этом, остаться в живых. Так что, потирая (мысленно) руки от удовольствия наблюдать жизнь, о которой столько рассказывал военачальник Чжан, я старался не обнаружить своего присутствия, а также присутствия болотного старикашки. Он оказался знатоком болотных троп и имел любезность согласиться проехаться на моей шее (не без попыток присосаться к ней) до тайного места жизни племени других духов-людей. Конечно, при этом он непрестанно ныл по поводу истощающего его голода и, особенно, по поводу, иссушающей его нутро, жажды (после этого следовала очередная попытка впиться мне в шею), но, тем не менее, показал пути к деревне «невидимок», неведомые даже её старожилам.

Мы лежим, скрытые небольшим пригорком, в ожидание темноты, чтобы начать действие, ради которого было затеяно это приключение. Единственное, что может нас выдать внимательному наблюдателю – это туча жадно роящихся вокруг нас насекомых, алчно жужжащих, но не осмеливающихся приблизиться потому, что болотник наложил на нас заклинание, защищающее от укусов других кровососов…

 …Я продолжаю слушать рассказ военачальника, который излагает события тусклым монотонным голосом, глядя в сцену прошлого, изменившую всю его жизнь.

« - Я прекратил сопротивление и приготовился к самому худшему, - произнёс он. – Моя левая рука была зажата подо мной в неудобном положении, на правом запястье стоял башмак незнакомца, пригвождая его к земле. Чёрный человек возвышался надо мной, поставив правое колено на мою грудь. Я лежал на спине, тяжело дыша после всех попыток освободиться или хотя бы нанести ему удар.

 - Сколько - же тебе лет, юноша? – спросил вдруг он, одной рукой сдвигая вниз повязку, скрывающую до этого его лицо. Моему взгляду открылось улыбающееся молодое лицо, лишённое каких-либо следов ярости, гнева, столь характерных для партнёров, с кем мне до того приходилось драться.

 - Удивительно, что в таком возрасте ты попал в личную охрану губернатора, хотя видно, что ты - способный малый и чему-то уже научился.

 Продолжая улыбаться, он выслушал мой ответ и, выпрямившись во весь рост, отошёл в сторону. Я с трудом приподнялся, вытащил руку, на которой лежал то сих пор, с удивлением отметив, что она не сломана и тоже встал на ноги. Оглядевшись вокруг, я увидел, что мои товарищи понемногу приходят в себя, начиная шевелиться, стонать и корчиться от боли. У всех была сломана или рука или нога, кроме нашего капитана, которому незнакомец отрубил правую кисть.

 Глядя на то, как он пытается закутать обрубок руки в полу своего халата, стараясь задержать течение крови, истекающей пульсирующим фонтаном, победитель покачал головой и сказал: - Он был очень неосмотрителен, выбрав саблю, как оружие нападения. Ведь я же объяснил, что каждый пострадает от оружия, которое выберет для борьбы. Остальные были более осторожны, выбрав оружием руки и ноги. Вот до чего доводит иногда самоуверенность.

 Человек повернулся к двум другим, стоящим возле кареты с детьми губернатора: - Помогите ему! – он указал на капитана, безуспешно борющегося за свою жизнь. – Перетяните предплечье, чтобы он не истёк окончательно кровью. Мне не нужны покойники сегодня, в день помолвки с самой красивой девушкой мира!

 Затем, повернувшись ко мне, он продолжил: - Я не нанесу тебе увечья. Ты слишком молод и хорошо дрался, защищая товарищей. Ты расскажешь всё губернатору и поздравишь его с тем, что у него будет зять, которым он может гордиться. А тебе могу дать совет – ты не тем и не у тех занимаешься, если хочешь узнать настоящее искусство борьбы. А теперь я забираю у вас четырёх лошадей и мою невесту, и мы покидаем вашу приятную компанию.»

 Военачальник повернулся ко мне и закончил рассказ словами: «- Таким образом, я узнал, что зря прожил восемнадцать лет, потеряв их на бесполезное баловство оружием, и открыл для себя существование настоящего искусства борьбы.»

 Он сокрушённо вздохнул, немного подумал и продолжил: «- Я оставил службу и посвятил свою жизнь поиску того человека, так легко, непростительно легко опрокинувшего мою судьбу…»

 …Всматриваясь в темноту, я осторожно привстал и принялся искать присутствие врага поблизости. Песенка, оглушительно выкрикиваемая внутри головы, мешала не только ему, но и мне. Приложив массу усилия, чтобы успокоить истеричного певца, я добился только того, что вынужден был переключить основное внимание вовне тела, в энергетического двойника, оставив тело и, особенно, голову на растерзание звонкоголосому мучителю, озабоченному поиском своей мамаши.

 Один противник лежал без движений и, судя по всему, безжизненный, неподалёку, с другой стороны костерка, продолжавшего беспечную пляску язычков пламени. Жаль, что сейчас не до этого, а то бы я опять утонул в их бесконечном многообразии движений.

 Второй противник исчез, испарился, хотя это довольно странно, ведь он не особо пострадал, судя по всему, и у него нет веских причин покинуть мёртвого приятеля и оставить не совсем мёртвым человека – объект своего нападения. Он где-то поблизости, но очень хорошо прячется.

 Эта песенка стала уже совершенно невыносимой! Надо будет что-то предпринять -  посоветоваться с учителем, выбрать какой-то другой способ блокирования моих мыслей, иначе, единственным позитивным результатом может явиться сумасшедший Лань, без умолку горланящий её бесконечные глупости, расхаживая по галереям монастыря.

 Вообразив такую картину, я невольно хихикнул, представив ошеломление настоятеля и братьев, но тут - же спохватился: « – ты ещё выберись из этой катавасии живым, а потом уже представляй всякие глупости».

 Решив быть серьёзнее, я вернулся в тело, перехватил посох, выставив его опорный конец в сторону предполагаемого противника, и выпустил луч энергии поиска. Таким образом, я могу прошарить всю местность вокруг на один день ходьбы. Ему не спрятаться, а если он всё - же попытается это сделать, то его ждёт неприятный сюрприз – удар энергетической плетью.

 Я постепенно расширял в обе стороны сектор поиска, стегая кнутом энергии всё попадающее под него. Прислушиваясь и всматриваясь, я старался обнаружить врага, разгадать его замысел, предугадать его действия потому, что внутри меня зрела уверенность, что он готовит что-то и это что-то надвигается на меня.

 Я заметил его слишком поздно, чёрную тень, попавшую в поле зрения в самом неожиданном месте. На меня сверху упал жёсткий комок тренированных мышц, готовый убивать, крушить, уничтожать! Что он и принялся делать с мастерством, достойным уважения и некоторой зависти.

 Меня спасло только инстинктивное движение посоха, которым я постарался прикрыться от смерча обрушившихся ударов. Часть ярости и смерти были смягчены несгибаемой жёсткостью моего спасителя, когда столкнулись с его поверхностью. Я даже нутром почувствовал болевой шок, пронзивший соперника, встретившего на пути голени, пытающейся сломать мне горло ударом сбоку, металлический шест, покрытый изящным орнаментом. Кость была, наверняка, сломана при таком контакте, но не та, которую рассчитывал раскрошить мой противник.

 Получив достаточное количество ударов и без этого, завершающего, я уже летел кубарем в сторону, изо всех сил стараясь скоординировать тело, чтобы в конечной точке остановки полёта принять более-менее приличное положение. При этом я пытался посохом перечеркнуть попытки противника настичь меня раньше. Видимо, мне это удалось потому, что в момент завершения хаотического отступления (если так можно назвать мой полёт и последующее перемещение кубарем), с трудом восстанавливая равновесие и преодолевая головокружение, я обнаружил его приближающимся, прихрамывая. Это немного ободрило меня и позволило отразить энергетическую атаку, отведя заклинание в землю, отчего трава зашипела, как ошпаренная кипятком.

 Мой дракон был обескуражен, встретив достойное сопротивление синего дракона – союзника врага – они были примерно равны по силам. Наши обмены магическими ударами тоже не давали преимущества какой-либо стороне. Оставалась не исследованной только глубина познаний в боевых искусствах, поэтому я бросился вперёд, уповая на свой посох и обучение наставником.

 Хорошо, что мне приходилось уже встречаться с хитростями и сюрпризами, на которые «невидимки» такие мастера. Потихоньку отступая под моим натиском, противник использовал и стрелы, выстреливаемые из рукавов, и металлическую пыль, выплюнутую из мешочка, спрятанного во рту, и ядовитый газ, выпущенный из небольшого шарика, брошенного на землю, и наконец, две сабли – одна кривая, а другая прямая – которыми он владел просто замечательно.

 Единственное, где он немного уступал мне, если отбросить в сторону ложную скромность, это скорость движений и гибкость тела. Хотя и с этим можно поспорить, если учесть, что одна нога у него была сломана. Но не надо забывать, что и я к этому времени уже заполучил ребро, своими осколками впивающееся в ткани груди, правда, в горячке я это не очень чувствовал.

 Тем не менее, опережая врага в скорости и используя преимущества действий шеста, с его способностями в каждой защите создавать возможности нападения и наоборот, мне удалось-таки нанести удар концом посоха, пришедшийся в левую подмышку и парализовавший дыхание. Шок был, очевидно, настолько силён, что противник рухнул, потеряв сознание. Как я не пытался привести его в чувство, чтобы расспросить о том, кто охотится на меня и каким образом им удалось меня найти, он умер. Я лежал рядом с ним, обессиленный, опустошённый энергетически и огорчённый. Единственное положительное событие, произошедшее при этом – дурацкая песенка, наконец-то, покинула мою голову, оставив после себя только звенящую пустоту…

 …Я снова оказался в теле, удобно расположившемся в предвкушении спектакля, обещанного Лотосом Тай Цзы, который, в результате провала не нашёл ничего лучшего фразы, повисшей у меня под носом. В очередной раз я выныриваю в застывшем мгновении, когда ирония судьбы зафиксировала момент, который должен был стать мигом торжества моего союзника, а превратился в чёрную паузу, которую хочется забыть, превратить во что-нибудь другое, даже не важно, во что.

 И я – болтающийся в спирали ситуаций, прожитых когда-то, и теперь забавляющихся перебрасыванием меня, как мячика, с одной временной корзинки в другую.

 Никогда не прощу старому хвастуну такого провала, дай только выбраться из временной чехарды!

 Бессильно выпучив глаза и не в силах закрыть рот, я смотрел на ставшие хорошо знакомыми фигуры людей, застывшие перед нами…

 …Ну, ни на мгновение нельзя отвлечься! Только чуть зазевался, как это старое нечто из болота уже пристроилось к моей ноге и жадно причмокивает, высасывая мою жизнь из лодыжки!

 Я отпихнул забывшегося в блаженстве кровососа и потёр онемевшую часть ноги, на которой теперь красовалось небольшое синюшное пятно.

 - Полюбуйся, что ты сделал! Ну, вылакаешь ты всю кровь из меня, кто тогда потащит тебя назад, к твоей норе и колдовской сетке? Тебе, дедушка, беречь меня надо пока, иначе вынужден будешь переселиться сюда, в место, где и поживиться потом будет не кем. Да, и потом, мы же договорились, что я служу тебе только лошадью и никем больше. Нешто ты и это забыл?

 Ворча что-то несуразное и не обращая внимания на мои увещевания, разохотившийся старичок продолжал тянуться к аппетитному месту укуса, которое я старался прикрыть задравшейся частью штанины.

 «- Нет, дед, так не пойдёт. Оставайся здесь, никуда не отходя, чтобы я мог тебя найти потом, а я постараюсь подобраться поближе к деревне, ведь начало уже смеркаться».

 Я поспешил отодвинуться на безопасное расстояние и невольно рассмеялся, увидев обескураженную мину, появившуюся на месте, которое можно было бы назвать лицом старика. Он продолжал тупо смотреть на место, где только что была ап-п-п-петитная ляжка и вдруг… ничего.

 Действительно, опустились сумерки, и можно было приблизиться к деревне, чтобы найти дом, где обитает главарь и постараться, обезвредив его, освободить дочку военачальника и доставить её отцу. Как он обещал, это перестроит систему наших отношений и даст мне возможность претендовать на руку его следующей дочери.

 «- Ох, Лань, что-то уж очень странными делами ты начал заниматься. Да, и как-то ненадёжно выглядит всё это мероприятие. Заявился в деревню, застучал себя в грудь, требуя вернуть девицу. Только в сказках и встречается такой глупый вариант, да и ты там должен зваться Лань – дурачок».

 Ох уж этот противный внутренний голосок. Вечно он всё критикует, всё опошлит. Ну, погоди! Вот закончу неотложные дела и займусь тогда выяснением, где ты обитаешь, и выгоню тебя с треском.

« - Ты ещё и угрожаешь мне! Ну, выгонишь самую правдивую часть себя, с кем останешься тогда? С теми, кто согласен потакать самым сумасбродным идеям? С теми, кто и носа не высовывает, чтобы наставить тебя на праведный путь? Ох, Лань, напугал - же ты меня! Прямо все поджилки трясутся, и дар речи исчезает! Вот, погоди немного и узнаешь, кто из нас прав, когда надерут тебе задницу и…»

 Тут уж я сам не выдержал повторения неприятной сцены и приложил все усилия, чтобы перескочить куда-нибудь ещё, неважно куда, лишь - бы подальше от этого неприятного инцидента с самим собой…

 … Самое интересное, что это мне удалось и, облегчённо вздохнув, я оказался…

 Нет, только не это! Да что же это такое? Что уже ничего другого и попасться не может?

 Старый кровопивец самозабвенно причмокивает над моей, давно не мытой, ногой, но его это, по-видимому, совершенно не смущает! Вот я его снова отпихиваю, терпеливо стараюсь объяснить ситуацию и удаляюсь…, но куда? Опять в лапы хихикающей и довольно потирающей ручки зловредной части моей натуры? Ни-ког-да!

 Лучше я ещё раз предприму попытку сменить ситуацию…