…Я стою неподвижно, глядя на ковыляющего мне навстречу по коридору человека, послужившего вихрем, сдувшим листик моей судьбы с предначертанного пути духовного развития в водоворот человеческих отношений.

 Наверное, на каждом важном перекрёстке выбора судьбы нас ждёт какое-то препятствие, в виде человека, происшествия, болезни, чтобы остановить инерцию движения натуры, дать ей возможность оглянуться, заставить почувствовать значимость момента. Если это удалось, и натура замешкалась, оглядываясь по сторонам, в нерешительности выбора направления, из варианта, в который хотят толкнуть судьбу, появляется крючок, пытающийся зацепить внимание и разбудить любопытство. Ну, а затем, богам или демонам, расставившим эту западню, остаётся только наблюдать за барахтаньем пойманной натуры и надеяться на правильность выбора наживки.

 В моём случае, они не ошиблись с нею, и заставили окунуться в омут человеческих страстей, отравиться ими настолько, что теперь невозможно представить возвращение натуры в прежнее состояние. Чуть отстраняясь и стараясь быть объективным, я не верю в возможность быть монахом, не допускаю мысли стать настоятелем, а идея служения великому Дао вызывает только горькую усмешку.

 Я оброс многими крючками, опрокинувшими моё внимание в мир прямолинейной жестокости человеческих козней, сам стал крючком, вцепившимся в судьбу десятков других людей, являюсь крошечным узелком в необъятной сети, вылавливающей судьбы человеческих рыбёшек из океана столкновений низменных проявлений их натур.

 Не обращая внимания на слащавое выражение лица Дана, незадачливого брата Ши, выплёвывающего ненависть из узких щелей глаз и рта, я продолжаю размышлять о причудливости божественной игры нашими судьбами. Игнорируя его страстное желание быть услышанным, с которым Дан шипит бесконечные угрозы отомстить мне, не замечая костлявой руки, вцепившейся в мой рукав, чтобы помешать ускользнуть в момент, когда его слова начнут сеять страх и повергнут меня в панику, я продолжаю разглядывать раскинувшуюся перед моим внутренним взором гигантскую сеть, связанную сложными переплетениями нитей судеб.

« - Ты будешь ползать, умоляя меня о прощении, но ничего тебе не поможет и ты сдохнешь, как подзаборная тварь, - продолжал он источать ядовитые слова. – Первые результаты этого могущественного колдовства уже проявились на твоём лице! Ха-ха ха, видел - бы ты свои волосы и зубы – это жалкие остатки, обычно украшают облик шестидесятилетних стариков! Скоро, очень скоро другие части твоего тела начнут разрушаться!

 Ты будешь прятаться от дневного света, как это вынужден делать я!

 Ты будешь стыдиться своего лица, избегать смотреть на себя в зеркала, как вынужден делать я!

 Я буду танцевать на твоей могиле танец утолённой мести, который позволит мне забыть моё увечье».

 Я вынырнул из плена видений, когда осознал, что Дан ликует по поводу следов маскарада, с таким мастерством нанесённых настоятелем на мой облик. Я и забыл про это! И хожу себе беспечно повсюду с такими безобразными зубами и волосами. Хорошо, что ещё ни разу не встретился с Ши! Представляю её отвращение при виде таких изменений в моём облике! И так не красавец, а уж с такими зубами, при каждой улыбке  она будет вынуждена отводить взгляд, чтобы спрятать отвращение…

 Забыв о собеседнике, ещё не закончившем извержение своих мстительных планов, я круто развернулся и помчался в павильон, отведённый мне военачальником, на поиски ингредиентов, необходимых для срочного восстановления первоначального вида моих волос и зубов.

 Видимо, приняв этот побег за выражение ужаса, в который повергли меня его угрозы, Дан торжествующе хохотал где-то за моей спиной, всё более удаляясь, по мере количества поворотов, которые я оставлял между нами…

 …Очевидную пользу встречи с убийцами, лежащими теперь рядом друг с другом по другую сторону костра, начавшего догорать, теряя свежесть игры язычков пламени и наполняясь мерцанием раскалённых угольков, я обнаружил, найдя неподалёку сначала один, а потом и другой, воздушный змей.

 Очень удобное средство передвижения (если, конечно, обладать навыками воздушных полётов), которое я намерен использовать, как только смогу вылечить раздробленное ребро, напоминающее о своём состоянии прострелами сильной боли, заставляющей грудную клетку зажиматься в спазме.

 Таким образом, эти летающие бандиты могли видеть меня издалека, следить за моим передвижением, летая, подобно соколам, высоко в небе.

 Воспоминание об ощущении полёта, разбудило образ Шань Шаня, моего друга, бесследно покинувшего мою судьбу. Ну, почему же бесследно? Наши совместные навыки парения в облаках могут мне пригодиться, когда я вздумаю использовать воздушный способ путешествия.

 Рассматривая серые крылья планеров, сотканные из какого-то особого вида шёлка – плотного и невесомого, я обнаружил способ сложить каждый из них в компактную вязанку лёгких бамбуковых шестов, что делает их удобными для ношения на спине. Таким образом, в благоприятные моменты можно летать на сером орле, а в неблагоприятном случае – он катится у тебя на спине. Я даже улыбнулся, несмотря на боль, при мысли о таком сотрудничестве.

 Заглядевшись в игру мерцания всё более увеличивающегося количества угольков, я вдруг обеспокоенно подумал, а не окажусь - ли я слишком тяжёлым для такого хрупкого транспортного средства. Ведь, глядя на тела противников, использующих планеры, можно отметить скромность их размеров.

 Чтобы ответить на вопрос, я решил дождаться рассвета и попробовать один аппарат, даже невзирая на боль.

 С такой обнадёживающей мыслью в качестве ориентира, я нырнул в бездну дремоты, наполненной расплывчатыми образами людей, с которыми я когда-либо встречался…

 …Глаза, опухшие от пролитых слёз, смотрели на меня с гневом и вызовом.

 - Зачем ты пришёл? Что ты хочешь найти здесь? Почему ты не остался в своём монастыре, когда сбежал отсюда? Тебе нельзя было возвращаться сюда – ты погибнешь, потому что вокруг нет ни одного человека, желающего тебе добра или хотя бы способного оставить тебя в покое.

 Я привстал немного, опираясь на руку и ошеломлённо глядя на возвышающуюся надо мной фигуру.

 - Уходи отсюда как можно скорее, сделай это прямо сейчас, пока ещё не рассвело, только так ты можешь ещё уцелеть. Тебе не найти здесь того, что ты ищешь. В этом мире этого нет. Изначальный выбор, сделанный твоей судьбой, был оправдан. Самое лучшее – это отстраниться от людской грязи в самом дальнем уголке Земли, куда не доносится запах предательства и зависти. Ты зря проделал ещё раз этот путь.

 Она говорила быстро, почти не делая пауз между фразами. Было ясно, что спеша высказать всё залпом, она делится со мной тем, что давно вынашивала внутри, что не даёт покоя, постоянно занимая мысли.

 - Ты ещё совсем мальчишка, хоть на вид уже выглядишь, как взрослый. Тебе нельзя быть таким доверчивым – это не ценится у людей. Они с удовольствием будут использовать твою наивность, толкать во всякие грязные истории, куда сами не рискуют соваться, нарисуют тебе жалостливые картинки, внутренне удивляясь глубине твоей глупости. Они презирают тебя, боятся и ненавидят. И я такая  же, как все!

 Я замотал головой из стороны в сторону, не соглашаясь с таким самообвинением, но она продолжала говорить, не обращая внимания на протестующий жест.

 - Я долго думала над тем, что произошло прошлой осенью. «Найди, завлеки в свои сети и притащи сюда!» - вот слова, с которыми отец отправил меня на поиски негодяя, осмелившегося не дать себя убить или искалечить, да ещё и поднявшего руку на наследника уважаемого клана воинов. Тебе предстояло понести заслуженное наказание, и моя задача состояла в том, чтобы не дать тебе уйти от него. Все мои слова и действия тогда были игрой. Сначала я думала, что имею дело с таким же, как мы, и спокойно выполняла задание отца. Потом, разглядев и получше узнав тебя, я поняла, что имею дело с подростком, верящим в доброту и милосердие, какой я была до шести лет…

 Здесь она впервые замолчала, погрузившись в какие-то воспоминания. На глазах её выступили слёзы и медленно покатились по щекам вниз, оставляя влажные следы. Почти не обращая внимания на их присутствие, лёгким жестом тыльной части руки она смахнула их, как что-то привычное, постоянно сопровождающее её в жизни.

 - Я была маленькой девчонкой, счастливой от праздника моего дня рождения, который заканчивался, когда отец, посадив меня себе на колени, погладил по голове и торжественно сказал, что я – дочь солдата и с сегодняшнего дня начинаю свой путь воина. Захмелевшие гости начали выкрикивать поздравления счастливому отцу, у которого такая замечательная дочь, мне принялись дарить подарки, а ночью, будучи совсем пьяным, он изнасиловал меня первый раз.

 Словно преодолев трудный барьер внутри себя, она снова заговорила быстро, как речь, заготовленную давным-давно.

 - Он говорил, что учит меня быть воином. В этой области, как и во всех остальных, я должна быть опытной и самой лучшей, если хочу добиться чего-то в жизни. Я не понимала его слов, но подчинялась приказам, не задумываясь, сначала доверяя отцу, а потом, уже не доверяя никому. Поэтому, достаточно поняв твою натуру, я презрительно смеялась, внутренне, при твоих попытках ухаживать за мной, при проявлении робости и осторожности, с которыми ты обращался ко мне. Я выполняла свой долг и не более того.

 Не отводя от меня жёсткого взгляда, не обращая внимания на мои протесты, которыми я пытался заставить её замолчать, она продолжала рассказывать.

 - Я думала, что спокойно перенесу вид твоей смерти, неизбежной, при той подготовке, которую предпринял отец. Я смотрела каждый поединок, умоляя богов подарить тебе лёгкую и мгновенную смерть. Я восхищалась тобой и, одновременно, жалела тебя, когда всякими ухищрениями ты отстрачивал её приход и обрекал себя на новые испытания. И днём и ночью я продолжала видеть поединки, видеть тебя – не как глупого мальчишку, а как солдата, решившего драться до конца, чтобы с честью погибнуть, оставив после себя след посмертной славы. Ты проник в меня таким и начал делать больно в душе и в сердце. Я вдруг с ужасом поняла, что начинаю любить тебя, хотя не имею права на это.

 Её глаза снова наполнились слезами, на лице проявились мокрые дорожки, по которым, скрываемое до этого страдание, вырвалось на свободу и спешило покинуть измученное тело.

 Оглушённый услышанным, я отказывался понять то, что говорила Ши, не хотел согласиться с её объяснениями. Часть сознания отстранилась и равнодушно рассматривала нас со стороны. Она стала наблюдать за капельками, срывающимися с подбородка, под продолжающим что-то говорить ртом. Это напомнило картинки прихода весны в наш монастырь, когда я наблюдал за сосульками, роняющими сияющие бусинки капели под первыми жаркими лучами солнца.

 Ошеломлённое сознание жадно уцепилось за этот образ, наслаивая его на неотрывно смотрящие на меня глаза, на лицо, меняющееся в каскаде горьких эмоций, на рот, продолжающий извергать поток исповеди, выношенной в страданиях несчастной девушки, безжалостно искалеченной судьбой…

 Появились ещё какие-то образы, вплетаясь в карусель уже присутствующих. Слышится голос учителя, строго окликающего меня, добавляются ворчливые призывы Лотоса Тай Цзы откликнуться ему, перекатывается гомон братьев во время ночной молитвы в храме, разрезает эту звуковую лавину пронзительный крик страдающей души…

 …- Наконец-то мне удалось распутать проклятый временной узел, в который ты угодил, проказник! – перекрыл гвалт остальных голосов почти счастливый тембр Лотоса. – Говорил же я тебе не соваться во временную дыру. Я - бы быстрее справился с отродьем первоэлементов и преподнёс - бы тебе на блюдечке парочку беглецов, а так тебе придётся заканчивать эту работу самому. Вон они, полюбуйся, торчат - себе родимые в ожидании тебя.

 Я бросил взгляд на содержимое купола, продолжающего переливаться красками различных потоков энергии и, действительно, обнаружил внутри ещё одного шара энергии мужчину и женщину, застывших в остановившемся движении.