После двухдневной задержки в семье лесоруба, где, я надеюсь, удалось спасти руку кормильца, вот уже четвёртый день, как я продвигаюсь на север по таким уже знакомым местам. В некоторых городках и деревнях мне удаётся вспомнить тех, кому пытался помочь в прошлые разы, и тогда я заворачиваю к ним, чтобы осведомиться об их состоянии здоровья, посидеть, поговорить о том, о сём. По незаметно создавшейся традиции, при въезде в населённый пункт я окидываю энергетическим взглядом общее состояние энергии и если обнаруживаю очаги страдания и болезней, то направляюсь туда и предлагаю свою помощь.

 Оказывается молва о молодом монахе-безумце, появляющемся время от времени в разных местах вдоль дороги, ведущей от гор У-Дан в центр страны, прочно поселилась в умах и никто и не удивляется сейчас моему появлению. Меня так и называют «скиталец, не терпящий чужих страданий» и ходят слухи, что я убегаю в горы, когда переполняюсь чужими страданиями, чтобы оставить их в какой-то священной пещере, а когда вычищаюсь, то снова пускаюсь в путь.

 Видя многих людей, но не задерживаясь нигде надолго, я изменился внутренне, стал более отстранённым от забот каждого, в том числе и себя. Возникло ощущение, что я касаюсь жизни, скольжу по её поверхности, распутываю какие-то узелки, мешающие спокойствию людей, а потом перепрыгиваю в другой участок паутины судеб, чтобы там тоже помочь обрести надежду запутавшимся в передрягах болезней.

 Кусок жизни, связанный с присутствием Ши, удалился в дальние закоулки сознания, кажется театральной пьесой, наполненной любовными страстями, никак не связанными со мной. Даже смешно, нет, всё же не очень смешно, а странно и немного больно, вспоминать мою пылкость сейчас, когда внутри поселилась какая-то мудрость отстранённости и глубокого участия к проблемам других людей.

 Правда, вчера вечером, когда я заехал на постоялый двор, чтобы поужинать и переночевать, состояние просветлённости соприкосновения с Дао было омрачено. У ворот сидела старая беззубая сморщенная до невозможности старуха, слегка покачиваясь и пребывая в отрешённом состоянии. Не обращая внимания на проходящих, на бросающих в её передник мелкую монету, она бормотала что-то себе под нос, беседуя с персонажами, видимыми только ей. Зная энергетическую непредсказуемость таких людей, я постарался проскользнуть незамеченным в ворота и с облегчением вздохнул, когда это мне почти удалось, но вдруг в спину мне вонзились слова, брошенные звонким насмешливым голосом:

 - Беглец, убегающий от судьбы, подобен безумцу, пытающемуся сбежать от собственной тени!

 Внутри меня что-то напряглось, по позвоночнику разлился противный страх. Обернувшись, я натолкнулся на безумный взгляд, который вдруг потускнел, заполз обратно в опухшие, слезящиеся глазницы и скрылся в глубине хаоса, царящего внутри. Старуха опустила взгляд и, забыв обо мне, продолжила полушёпотом свою оживлённую беседу с невидимыми собеседниками.

 Аппетит был безнадёжно испорчен, сон убежал прочь от меня и как я не пытался его приманить, отыскать, был неуловим. Промучившись большую часть ночи и, заменив отдых во сне на отдых в энергетической работе, с первыми признаками рассвета я предпочёл покинуть харчевню и продолжить путь.

 И ночью и сейчас я продолжал спорить сам с собой, оценивая свои действия, то как побег, то как освобождение. Так и не убедив себя в одной точке зрения, я предложил себе третье объяснение поступка – возвращение в мою священную пещеру – монастырь, для очищения и залечивания полученных ран.

 А что касается судьбы – совсем недавно я стоял на перекрёстке дорог моей жизни, которые открывали разные ситуации, разное состояние энергии, различный опыт для моей натуры. Значит, у меня был выбор! Можно сказать, что я убежал от одной судьбы в другую и, продолжая выбирать поступки, я создаю свою судьбу. Почему - же тогда эта старуха плюнула в меня обидно-насмешливой фразой? Она имела в виду, что мой выбор – это только видимость, иллюзия, созданная для успокоения меня, что на самом деле я ничего не выбирал и не мог решать, по какому пути пойти?

 Давай спросим у себя самого – мог ты развернуть коня прочь от ковыляющей за тобой девчонки и умчаться в гостеприимную свободу светлого варианта? Зная, что она смотрит тебе вслед, что-то хочет сказать, но не может потому, что расстояние всё более увеличивается, что её толкает на это какая-то веская причина, возможно, очень важная и для тебя тоже.

  Скажи себе честно, Лань, - совершенно очевидно, что у тебя не было выбора! Ты обязан был поступить именно так, а не иначе, при другом выборе это был - бы уже не Лань.

 - Смотри-ка, оказывается, твои крошечные мозги способны иногда рождать подобие истины! – раздался в голове скрипучий смешок Лотоса Тай Цзы. – Я тебе отвечу так на незаданный вопрос: «Выбор судьбы есть у тех, у кого натура способна делиться на независимые друг от друга части. Сколько частей или «сожителей» умещается в оболочке натуры, столько вариантов судьбы, путей развития открыто для неё. Если эти части слабы, зависимы друг от друга или испорчены, то натура может видеть и оценивать разветвляющиеся дорожки, но неспособна использовать их. Её постоянно раздирают видения упущенных возможностей, причиняя страдания и обиды неизвестно на кого. Если же части натуры сильны и достаточно независимы, тогда они постоянно находятся в условиях, наиболее подходящих для развития, раскрытия своих особенностей или подвергающих испытаниям более слабые звенья».

 - Ты можешь успокоиться – среди людей таких счастливцев нет. А те, кто способен на сочетание нескольких путей и выбора их – это уже не люди.

 Он помолчал немного, наблюдая за нетерпением любопытства, растущим в моём сознании. И только когда я уже понял, что продолжения не будет, а образ, нарисованный Лотосом, повис в воздухе и начал блекнуть, открыл рот, чтобы задать вопрос об этих «нелюдях», только тогда он продолжил объяснение:

 - Для вас – это сумасшедшие, подобные старухе, обратившей внимание на начинающего безумца, пытающегося незаметно проскочить по одной из её дорожек, на которых она любовно сопровождает стадо овечек своей натуры. Эта старушка не так проста, как показалось бы на первый взгляд. Свои восемь частей она постоянно держит во внимании, управляет ими и выбирает для них только тот или те пути, где видит что-то важное, что следовало бы подобрать. Восемь – это совсем неплохо, ведь даже две или три части уже обеспечивают многослойность жизненного пути, а уж на восемь никаких человеческих мозгов не хватит. Поэтому такие существа выпадают из понятия «сознательный человек». Энергетический мир для них становится более реальным, чем ваш иллюзорный «мир вещей».

 Я мысленно вернулся к образу дряхлого существа, сидящего у ворот постоялого двора, и даже содрогнулся при мысли, что меня может поджидать где-то за углом подобная перспектива. Чтобы изгнать навязчивый образ, с таким восхищением расписанный Лотосом, я поспешил задать ему вопрос, который, как я надеялся, отвлечёт его внимание от  «обольстительной незнакомки»:

 - А сколько слоёв пути раскрыты перед тобой, Лотос?

Последовал ответ, заставивший задохнуться от восхищения:

 - Ты же помнишь символ моего присутствия, я надеюсь, не совсем же ты одичал в варварском окружении? У меня там шестнадцать лепестков, каждый из которых означает одну их независимых частей моего многообразного Я.

 Горделиво повысив голос и откашлявшись, он добавил:

 - Как говорят в некоторых энергетических кругах – я плету косичку из шестнадцати судеб, а та восхитительная женщина плетёт восьмеричную косу.

 Видимо, опять привлечённый образом сумасшедшей, он замолчал и погрузился в дебри энергетического мира, чтобы насладиться разнообразием паутинок, по которым бежали огоньки частей чьих-то натур.

 Я тоже напряжённо размышлял, пытаясь представить себя использующим одновременно оба варианта пути, раздирающие мою натуру в разные стороны.

  Я направляюсь к запыхавшейся девчонке, пытающейся догнать меня, чтобы вернуть жгущий её ладони посох и другой Я, гордо разворачивающий коня в другую сторону и бесповоротно удаляющийся, чтобы навсегда исчезнуть из жизни лукавой обманщицы…

 Первый Я позволяю тащить себя в глубину леса, где, в небольшой избушке, наполовину замурованной в землю, семья дровосека застыла в отчаянии непоправимости случившегося вокруг кормильца, лежащего в бреду, и второй Я беспечно наслаждаюсь приятным теплом осеннего солнца, согревающего затылок и спину, и оглядываюсь по сторонам в поисках какого-нибудь жилья, где смогу попросить чего-нибудь поесть…

 Первый возится весь день, чтобы выправить, сложить и соединить разорванные ткани искалеченной руки, перевязывает, делает компрессы, ищет в округе травы, способные помочь ослабшему телу начать бороться за сохранение почти утерянной конечности. Второй Я обнаружил небольшую деревеньку, поел в семье крестьян, закончивших полевые работы этого года и теперь, наконец-то, получивших возможность немного перевести дух, поговорил о том, о сём, может быть посоветовал что-то по поводу распухающих суставов бабушки, продолжающей тем не менее бодро ковылять по дому…

 Первый проводит всю ночь без сна, у изголовья раненого, мечущегося в бредовых сновидениях и приступах боли, работает энергетически до изнурения, чтобы восстановить течение энергии в местах разрыва мышц и связок. Второй – любезно принимает приглашение гостеприимных хозяев, чтобы провести ночь в тепле деревенского дома, на охапке душистой соломы, позволяя телу понежиться в домашнем уюте…

 Первый трёт воспалённые от бессонницы, опухшие веки, когда выходит на рассвете из лесной лачуги, чтобы собрать немного сосновых иголок и приготовить на их основе лечебный напиток. Второй с наслаждением потягивается, расправляя, замершие в приятном безделии, мышцы рук и спины, сладко зевает, широко распахивая рот…

 Первому недостаёт сил, чтобы порадоваться опуханию тканей кисти чуть было не потерянной руки больного, как свидетельству течения жидкостей тела через места разрывов, а значит, началу борьбы организма за сохранение своей части, в то время, как второй…

 Действия этого второго настолько чужды мне, что даже противно подсматривать за его ничегонеделанием.

  Вынырнув из процесса представления себя одновременно в двух дорожках судьбы, я немного встряхиваю голову, чтобы поставить на место немного разъехавшиеся в стороны части воображения и радуюсь, что обладаю приятной возможностью жить только один вариант жизни. В таком случае я выбираю тот путь, который не стыдно вспомнить, приятно всмотреться в мелочи, который согласуется с моим взглядом на жизнь. Даже если во мне прячутся какие-нибудь другие части, я не очень-то доверяю их способности выбирать свой путь. И не хочется потом стыдиться своих поступков, прятать их в глубинах внутреннего забытья, из которых они будут предательски высовываться время от времени, чтобы подразнить меня и отравить редкие мгновения удовольствия жить.

 Похвалив себя (мысленно, конечно) за рождение такой стройной системы защиты человеческого несовершенства, я приготовился вызвать на спор приятеля, всё ещё купающегося в струях разноцветного времени, текущего в разных направлениях энергетического мира, но был внезапно выдернут из себя криком звонкого девичьего голоса, произнёсшего моё имя:

 - Лань! Проклятый беглец! Неужели это ты? Я уже и не надеялась тебя найти! Куда ты спрятался, как ты оказался здесь?

 Моему растерянному вниманию представилась разъярённая и, одновременно, радостная Ши, скачущая навстречу мне на взмыленном скакуне, ведя за собой ещё одного, нагружённого перемётными сумами. Запылённая, испачканная одежда, измождённое, усталое лицо, хриплое прерывистое дыхание лошадей – всё свидетельствовало о многодневной скачке, без отдыха и пауз.

 -Я добралась почти до входа в ущелье, ведущее в район ваших гор, надеясь догнать тебя, остановить и уехать с тобой!

 Она продолжала кричать мне, даже подъехав вплотную. Ничего не понимая, неспособный стряхнуть оцепенение шока такой встречи, да ещё обнаружить Ши едущей мне навстречу – я хлопал на лёгком осеннем ветерке и глазами и ушами и обрывками жалких остатков мыслей, не желающих собраться в горсточку, чтобы образовать, более-менее вразумительную ответную реплику.

 Вскочив ногами на своё седло, Ши прыгнула мне в объятья (которые я забыл открыть), обхватила меня руками за шею и впилась в губы раскалённым пламенным поцелуем.

 Самое время немного прерваться, чтобы попытаться привести в порядок способность что-то соображать…