Солнце уже спряталось за крутизной западного склона горы, когда настоятель, дождавшись, пока Мифэн проглотит последнюю щепотку овсяной каши, заправленной молодыми кореньями нескольких растений, наполняющих тело человека весенними соками силы и желания жить, отодвинул в сторону свою, давно уже опустошённую миску и начал рассказ.
«- Конечно, мы не стали дожидаться беды, обрушившейся на сердце Юй Ланя, чтобы отправиться на выручку. Почти полтора сезона я, с Ляо и ещё тремя братьями жил в хижине, оставленной одним из охотников за кайманами после того, как одна из нежелающих стать жертвой, рептилий отхватила ему правую руку по локоть. Мне с трудом удалось спасти его от заражения, которое стало подниматься выше по руке. Потом, когда он понял, что теперь охотник из него никудышный, и отправился в родную деревню, где ждала жена и пятеро ребятишек, его охотничьи угодья остались в наследство нам.
Ляо оказался очень способным ловцом крокодилов, весь в отца, которого я очень хорошо знал в молодости. Даже не удосужившись связать им лапы и пасть, он притаскивал их на плечах прямо к порогу нашего жилища, чтобы я мог вытащить у них «зубы отрешённости», после чего отпускал их на волю».
Заметив, что Мифэн смотрит на него непонимающе, настоятель спохватился и заговорил о главном:
«- Когда над бамбуковой чащей взметнулся столб энергетического бешенства и, приняв облик чёрного дракона, принялся крушить всё попавшее под лапы, мы бросились к месту бедствия. Под утро, продравшись, наконец, через непроходимые дебри, мы оказались на поляне с двумя круглыми башнями по краям и третьей, завалившейся на бок, посредине.
Место было безлюдным, следы пребывания людей, хоть и ещё тёплые, начали терять свою живость. Такое бывает, когда тот, кому принадлежат следы, охвачен сильным страхом, ужасом или паникой.
Мы обошли лесную проплешину несколько раз. Кое – где валялись брошенные или не замеченные в темноте вещи, посудины, даже детские игрушки. В печи одного из стоящих домов ещё горел огонь, и рядом стояло несколько котлов с остатками вкусно приготовленных блюд. В другом доме какая-то растерявшаяся хозяйка совершенно забыла четырёх куриц – несушек, безмятежно спящих на жёрдочке.
В полуразрушенных остатках башни, несущей на себе следы зубов и когтей «дракона истинной ярости» я обнаружил вещи Ланя, с которыми связана его натура. Посох, корень – амулет драконов, долька панциря священной каменной черепахи, на которой я выгравировал ему символ истинного имени, и браслет из камней, преподнесённый ему в день свадьбы кланом демонов, – все дорогие его памяти вещи были разбросаны по земле.
Не обнаружив Юй Ланя и не чувствуя его присутствия поблизости, я обеспокоился и бросил своего… ну не важно кого, вслед мчавшимся куда-то испуганным жителям. Безрезультатно…
Четверо раненых, ещё пятеро - почти невменяемых, трое плачущих ребятишек – и всё! Ни Юй Ланя, ни Ши не было с ними с начала панического бегства!»
Настоятель остановил рассказ, отдуваясь и вытирая испарину со лба, словно ещё раз повторяя все сложности действий, проделанных им когда-то. Не глядя на завороженную Мифэн, он чувствовал лихорадочное биение её сердечка, ощущал волнение и напряжение её натуры.
«- Я принялся искать признаки жизни вокруг нас на расстояние, примерно, полдня пути, но тут - же оставил эту попытку потому, что лес просто бурлил жизнью, но не тех качеств, которые я надеялся обнаружить…
Два дорогих мне человека словно канули в бездну! Были стёрты с лица многострадальной Земли! Посредством какой-то зловредной магии превращены в зверушек или в стоящую рядом со мной пару высоченных бамбуковых стволов, переплетающихся зеленью остроконечных листьев… Такое не исключено!..
Меня осенило – надо искать среди тех, кто потерял человеческий облик! Невозможно удержаться на поверхности слабенького рассудка в момент разрыва глубинных частей натуры! В таком случае несчастный погружается или в бездну безумия или в пучину мира мёртвых!
Надо искать где-то там!
Я принялся прощупывать окрестности в поисках раскрытого жерла в мир мёртвых и после двух небольших находок, объяснимых смертью каких-то животных, обнаружил зияющую дыру, охваченную дикой активностью, всего в трёхстах шагах от поляны.
Немедля мы бросились туда, где нашли два мёртвых тела – Юй Лань лежал, обняв тело своей жены, сжав её в кольце рук, чтобы не позволить судьбе забрать её.
Ему это удалось! Он не отдал её смерти, а сам понёс её в другой мир, не желая расставаться с нею».
Настоятель замолчал, замерев с закрытыми глазами, вглядываясь во что-то и вслушиваясь в неземные звуки, всколыхнувшиеся в памяти…
Молчание поглотило разум слушательницы, увело его в неведомые до этого глубины, откуда стали доноситься какие-то странные то ли вопли, то ли стоны…
Впрочем, не такие уж и странные: память услужливо распахнула страшную страницу собственного детства Мифэн. Перед внутренним взором и слухом возникли и окрепли, захватили все части натуры, картины демонов и тварей, забавляющихся тем, что распахивали перед омертвевшей от страха девочкой двери в разные пространства, заполненные страшными сценами насилия, жестокости и крови.
Мифэн вскрикнула, невольно сжавшись в комочек и широко распахнув глаза, в надежде выгнать через них врезавшиеся навсегда в память картины.
Очнувшийся от своих воспоминаний, настоятель спохватился, успокаивающе положил руки на судорожно сжатые кулачки девушки и наполнил её тело защитной энергией. Через несколько мгновений сознание Мифэн стало успокаиваться, отвернулось от мрака мира мёртвых, разделяющего миры людей и демонов, и вернулось в оцепеневшее тело.
«- Что это я принялся расписывать тебе всякие страсти? – успокаивающе проворчал настоятель. – Тебя ведь захлестнули горести, и свои и чужие, ещё в возрасте «небесной чистоты». Они ещё и не отхлынули по-настоящему, толпятся где-то рядом, за ближайшим тёмным углом. Надо будет мне почистить твою натуру хорошенько от болезненной памяти. Наверное, завтра, с утра, и займёмся этим».
Он помолчал и добавил:
«- Давай я тебя напою горячим напитком «пробуждения сил», а потом продолжим нашу беседу».
Отлучившись ненадолго, настоятель вернулся с небольшим кувшином, над которым струились кучеряшки горячего пара. Не медля, он плеснул немного тёмного, почти чёрного по цвету, отвара в чашку и предложил Мифэн.
«-Я думаю, это подбодрит тебя, а то ты что-то совсем раскисла, не похожа на проказницу – девчонку, которую я так хорошо знаю».
Девушка послушно взяла чашку и поднесла поближе. Ошеломляюще резкий запах заставил её отшатнуться, едва не пролив жидкость.
«- Ты уж, пожалуйста, будь поосторожней! – воскликнул настоятель. – Если прольёшь, то к утру все муравьи, обитающие в округе, соберутся здесь, в надежде обмакнуть усы в чудодейственный напиток! Это смесь горных «слёз» с «любовной жидкостью» зайца и ещё двумя добавками, которые я даже называть тебе не буду, чтобы не шокировать твоё воображение».
Старик довольно хохотнул, видя гримаску Мифэн после первого, осторожного глотка. На глазах у неё навернулись слёзы, дыхание слегка перехватило, но она отважно допила содержимое, поставив чашку на низкий столик, разделяющий её с настоятелем, и, наконец, выдохнув воздух, произнесла:
«- А, в общем-то, бальзам совсем неплох! Когда моя мама готовит отвар, чтобы лечить меня от простуды зимой, она заваривает его гораздо круче».
Настоятель рассмеялся и облегчённо покрутил головой:
«-Вот теперь я почти спокоен! Узнаю прежнюю девчонку, которую и не удивишь ничем, и с толку не собьёшь, а только нарвёшься на колючки ответных слов!»
Мифэн скромно улыбнулась в ответ и, усевшись поудобнее, обратилась к настоятелю:
«- Ну, давай, рассказывай дальше, дедушка Дэ».
Убедившись, что действие элексира производит ожидаемый эффект – появился блеск в глазах, спокойствие в чертах лица, уверенность в положение тела – настоятель пустился в дальнейшее повествование.
«- Не буду особо утомлять тебя подробностями, скажу только, что пришлось мне пуститься вдогонку за Ланем в мир, который периодически изрыгает нас на свет, и в который мы неизбежно возвращаемся, набив бока в житейской суматохе. Так как в мире мёртвых особо не поговоришь, да и не расположен был Лань беседовать, пришлось применить силу и немного хитрости, чтобы оторвать его от спутницы, которой суждено было уйти из жизни.
Она ушла, не оборачиваясь, с каждым мгновением забывая земной мир всё сильнее и с каждым шагом освобождаясь от земных обязанностей любить, надеяться, решать и ничего не понимать…
В ней пробуждались новые – неземные знания, не телесные желания, неизвестное живущим на Земле ощущение свободы. Она уходила, стряхивая с себя чувства, страдания, страсти, а Лань молча кричал ей вслед о своей любви, клялся хранить память о ней, быть…
Но ей это уже было не нужно…
Мы привезли его в монастырь связанным, протестующим, стремящимся уйти к ней любым возможным способом. Он никого не узнаёт, ни с кем не разговаривает, никого не хочет видеть и ни в чём не нуждается. Мы поместили его в зал для тренировок, укрепили двери, чтобы помешать побегу в период вспышки протеста или гнева. Ляо, который дважды обязан жизнью Ланю, вызвался разделить затворничество со своим, как он называет Ланя, дважды братом.
Вот уже семь с половиной лет они рядом и, одновременно, в разных мирах. Но надо сказать, что их многое объединяет, и они это чувствуют. Человеческий рассудок Ляо остался на уровне мышления восьмилетнего мальчика, а Лань сейчас, находится в возрасте пятилетнего малыша, поэтому можно сказать, что у него появился старший брат. По странному стечению ситуаций, перед появлением Ши он потерял брата, а после её потери снова обрёл его…
Утрата любимой женщины повлекла нахождение брата – такие изменения могут быть очевидным примером действия монады Тай Цзы, когда исчезновение одного состояния освобождает место для возрождения другого, казалось бы, безнадёжно утерянного.
И, если продолжать размышление над закономерностями замены, то на примере судьбы Ланя видно, что, когда богам угодно изменить глубинные качества натуры, они беспощадно выкорчёвывают что-то другое, казалось бы, очень ценное для человека.
И чем глубже они хотят начать изменения, тем более дорогое, тщательно оберегаемое, и скрытое удаляют, значит, причиняют ещё больше боли и страданий.
Таким образом, моя девочка, по божественному замыслу, понимая ценность познания и развития, человек должен радоваться своим мукам!
Что-то не очень привлекательно выглядит, в этом случае, путь тех, кто выбрал жизнь поисков мудрости!
Ну, да ладно, я опять отвлёкся…
Так вот, в течение первых лет заточения Ланя, я пытался каким-то образом изменить его участь, повлиять на его состояние, пока, наконец, богам, видимо, не надоело терпеть мои домогательства.
Однажды, во время вечерней медитации статуя Чжана Даолинь, та, что слева – сзади от тебя, обратилась ко мне, насмешливо сказав, что я могу тысячу раз протирать лунное отражение в зеркале, но это не очистит тёмные пятна на облике небесного светила. Лань должен найти и освободить своих внутренних духов и пока это не свершится, бесполезно обивать пороги и напрасно тревожить покой небожителей.
После этого мы с Лотосом Тай Цзы пытались заглянуть в натуру Юй Ланя, чтобы понять, на какой стадии находится процесс, но каждый раз видим только «плетение косичек», непоследовательное проявление странных событий, никогда не происходивших в жизни.
Да ты сама можешь посмотреть, если захочешь. Я объясню тебе, как это надо делать, но не сегодня. Сейчас ты отправишься домой, поможешь маме по хозяйству, объяснишь родителям, что завтра тебя ждут в монастыре.
Да, и не надевай больше этот праздничный наряд! Твой принц сейчас его не оценит, а когда придёт время и он откроет внимание для тебя – вместо нарядного платья и халата эти вещи примут уже вид заурядных затрапезных лохмотьев! Так что жду тебя завтра в обычной одежде, с обычным радостным настроением, с сухими и ясными, хорошо выспавшимися глазами».
Девушка согласно кивнула головой, стала подниматься, но приостановила движение: « Дедушка, почему-то, последнее время вокруг меня постоянно ощущается что-то зыбкое и плотное. Такое же ощущение было однажды, когда прошлым летом я забралась на высокую гору, что неподалёку от деревни, чтобы посмотреть на наш дом с высоты, как его видят птицы. Пока я смотрела вокруг, плотное облако накрыло вершину горы, окружив меня серостью и сыростью. Вот тогда я тоже чувствовала такое же давление вокруг, как теперь».
Она посмотрела на настоятеля, ожидающего продолжения объяснения и закончила, задумчиво: «Только сейчас это чувствуется всё время, когда я куда-то иду, и становится всё плотнее, чем дальше я удаляюсь от дома. Несколько раз я проверяла, ходя туда – сюда вокруг нашей деревни и всё время одно и то же».
«Завтра мы поговорим и об этом – решительно проговорил настоятель. Сейчас уже поздно и тебе пора возвращаться к родителям, а мне настало время вернуться к обязанностям служителя Дао».
Он чмокнул Мифэн в её упрямый лобик, провожая к подъёмнику, и исчез в дверях храма, из которого доносился глухой гомон мужских голосов, вполголоса произносящих молитвы и медитативные формулы.
Задумчиво кивнув вслед невысокой проворной фигурке монаха, пропавшей в темноте высокого проёма в недра горы, Мифэн принялась медленно спускаться вниз, в долину, почти скрытую вечерней мглой. Темнота внизу была ещё более глубока по сравнению с яркими красками голубого небо, с ослепительно сияющими величественной белоснежностью облаками над головой.
Сделав несколько шагов, Мифэн остановилась, посмотрела вниз, вверх, внимательно окинула взглядом пустую террасу. В голове ещё звучали напутственные слова дедушки Дэ, ещё бродили неясные образы, навеянные его рассказом, но в недрах пласта спокойных, убаюкивающих ритмов жизни вдруг пробудился неугомонный чёртик взбалмошности, подстрекающий безотлагательно выкинуть чего-нибудь захватывающе- дерзкого…
Следуя этому побуждению без всяких колебаний, проказница мигом оказалась на террасе и устремилась к входу во внутренние галереи. Окунувшись в темноту монастырских коридоров, Мифэн остановилась на мгновение, плотно зажмурив глаза, чтобы лучше видеть план движения к заветной пещере - темнице, в которой томится Юй Лань. Когда путь проявился и стал совершенно ясным, она открыла глаза и решительно направилась по закоулкам лабиринта, появляясь изредка в кругах слабого света, отбрасываемого светильниками и пропадая затем в расщелинах густой темноты.
По её расчётам вот-вот должна была появиться стена с длинной горизонтальной щелью, позволяющей заглянуть внутрь мрачного зала. Вместо этого возник ещё один перекрёсток, с неожиданной развилкой пути на три похожих коридора. Остановившись в раздумье и непонимании, Мифэн посмотрела вглубь каждого из них, но не нашла никаких признаков, убеждающих её в предпочтении одного над другими.
«- Сделаю несколько шагов по каждому, а потом решу, какой выбрать» – сказала она вслух, чтобы подбодрить себя, но звуки дрожащего голоска, возвращённые эхом, были такими обескураживающими, что не захотелось ничего больше произносить вслух, чтобы не испугаться окончательно.
« - А говорить я могу и молча, чтобы не позволить никаким духам передразнивать меня, да и слышать себя мне будет легче, таким образом, потому что я буду говорить себе прямо в ухо».
Мифэн помолчала, чтобы убедиться, что никто не передразнивает её слова, произнесённые про себя и, когда ответом этой фразе была только тишина, да еле слышные потрескивания камней в глубинах окружающих стен, она вдруг закричала во весь голос, совершенно перепугав себя этим: «Юй Лань! Где ты? Отзовись скорей, а то я, кажется, заблудилась и не знаю, как тебя найти!»
Десятки тоненьких девичьих голосков прокричали в ответ какие-то реплики, от которых не было никакого толку, только впечатление, что вокруг собралась невидимая толпа раздражённых духов, возмущённая бесцеремонностью поведения вторгнувшейся нахалки.
Тщетно прислушиваясь, в надежде услышать ответ мужского голоса, Мифэн робко двинулась по одному из коридоров дальше. Выбор пал на него только потому, что он был самым тёмным и зловещим из трёх.
« Это тебе в наказание за непослушание тому, что говорил дедушка Дэ! – мысленно объяснила себе такой выбор она. – Как же ты смотрела, когда шла сюда с ним? Почему не смогла запомнить правильный путь? Ведь это было совсем и не сложно! Вот теперь и получай совершенно заслуженное наказание!»
Как ни странно, но, после справедливого порицания, страх, неуверенность и сомнения куда-то улетучились, уступив место решимости довести начатое до конца, найти Юй Ланя и помочь ему обрести себя.
Путь теперь продолжался совершенно иначе – без малейших колебаний Мифэн миновала и развилки и повороты. Она шла на неслышимый зов. Какая-то часть её натуры слушала себя, искала решение в себе и следовала советам внутреннего молчания и знания. Петляя таким образом и, по всей видимости, кружа по спиралям коридоров, девушка впала в состояние, когда исчезли и время и пространство.
Существовала только вибрирующая струна натуры, в которой когда-то впечатался облик юноши, пришедшего на помощь загнанному зверьку сознания маленькой, ничего не понимающей девочки. Эта струна звенела сейчас, пробуждая в сплаве силы осколки присутствия защитника и беглянки, жизненный опыт воина и неистребимые надежды любящей, радость обретения истинного знания и счастье истинного смысла жизни…