Всё! Теперь нет никаких сомнений: наименее приятное время года – это осень!
Каждый день, каким бы пасмурным он ни был, наполнен хозяйственной суетой, проверкой качества заготавливаемых запасов на зиму, укреплением здоровья братьев, особенно, пришедших недавно.
Тебе некогда ковыряться в хитросплетениях идей и многозначности их воплощений!
Совершенно не хочется распахивать сознание, чтобы охватить вниманием обширную зону горных отрогов, с узкими морщинами долин, ущелий, расщелин между ними и наслаждаться многообразием проявлений жизни, клокочущей там!
Солнце, такой щедрый, обычно, источник надежд и тепла, теперь скупо высовывает свой нос из-за занавеса горных зубцов гряды напротив. Тут же, словно устыдившись своей нескромности, оно покрывается малиновым румянцем блекнувшего света, удлиняющего сизые тени, толпящиеся гурьбой в каждом укромном уголке, и спешит укатиться за следующее укрытие, оставив нас холодной безнадёжной промозглости бесконечного вечера, сменяющегося затяжной безлунной и беззвездной, безликой ночью!
Гораздо чаще пространство перед храмом заполнено толпой свинцовых облаков, бестолково протискивающихся между сырыми, лоснящимися влагой скалистыми стенами гор. И почти всё время серые занавеси промозглых дождей висят в небе, нагло заслоняя прелести мерцающих звёзд, бездонной пропасти небесного простора.
Монастырская жизнь, из процесса очищения человеческой судьбы от бесполезности мирской суеты, превращается в лихорадочное стремление успеть завершить заготовку пищи и дров, починку тёплых вещей и утепление помещений до неминуемого прихода зимы!...
Прислонившись к шероховатой стене в дальнем уголке террасы, понурив голову, и невидящим взглядом упершись в сплетение хорошо знакомых влажных трещин холодного пола, я затерялся где-то внутри своих мыслей, хаотически возникающих из небытия, сталкивающихся с другими, такими же тяжёлыми и бесполезными, и снова растворяющихся…
Погрузившись в себя и застряв там, в нелепом созерцание чего-то невообразимого, моё сознание непроизвольно перешло на энергетическое видение и, оставив меня на истязание серой тоске осеннего сумрака, принялось таращиться вокруг.
Конечно, энергетический мир наполнен более яркими красками, движением струй и потоков в разных направлениях, сочетаниями радуг всевозможных форм, их сплетениями и усложнением цветов.
Незаметно для меня, энергетическая игра поглотила внимание, увлекла натуру и потащила оцепеневшее тело в странный танец следования вихрям окружающих потоков.
Ты не знаешь, что происходит с тобой, куда тебя унесёт энергетический смерч в следующее мгновение, которого тоже нет. Ты растворился в лёгкости вращений, в невесомости немыслия, небытия, избавление от себя. Тебя больше нет, но и этого ты не знаешь!
Ты стал бесплотным пёрышком свободы отсутствия сути!
Ты, теперь, - это только наслаждение быть ничем или не быть чем-то!
Кончики энергетических перьев на взметнувшихся крыльях бывших рук сплетают нити окружающих потоков в узелки замысловатых кружев, застывающих на миг красоты и тут же начинающих блекнуть, терять конкретность форм и вновь устремляющихся в струи себе подобных.
То, что когда-то было телом, изгибается волнами движений, вкручивается в общую пляску энергии, стряхивает с себя последние оковы присутствия материи, плотности, человеческого облика.
Такое неуклюжее в начале, бывшее препятствием на пути полёта танцующей жизни Земли, скорбное пятнышко чернильной кляксы, наречённое Юй, оставило свою грусть где-то сзади, стряхнуло с натуры холод иссушающих обязательств и пустилось в пляс «беззаботности отстранённой мудрости»…
Простор, наречённый свободой, раздвинулся бездной!
Свобода, наполненная ароматами счастья, ворвалась в иссушённый страданиями рассудок!
Счастье, искатель истинного внимания, оросило нежностью израненные столкновениями острые углы сомнений!
Нежность, волшебство материнской любви, наполнила силой желаний обездоленную натуру!
Желания, сплавившись в ослепительный всплеск истинного стремления, превратили разрозненные осколки в монолит единства понимания!
НИЧТО стало ЧЕМ-ТО в кружащемся НИЧЁМ, принявшем это, как естественную часть водоворота жизни, нашедшего русло беззаботного танца радости бытия!..
Незнакомая или давно забытая радость всплеснула трепетом надежд заиндевевшую душу странника, заставив её начать излучать желание ЖИТЬ!!!…
Видимо, прошло довольно много времени, когда я опустился без сил на приятно-холодные камни, обливаясь потом и едва переводя дух.
Подняв голову, чтобы через спутанные пряди волос выглянуть наружу, я с недоумением обнаружил сидящими на террасе всех братьев монастыря во главе с настоятелем Дэ. Застыв в позе «почтительного внимания», закрыв глаза и соединив кисти рук в положение «незыблемость духа», которое применяется достаточно редко, когда требуется полная концентрация внимания и сил, двадцать восемь монахов представляли собой внушительное зрелище. Сплочённая воля объединила их энергию в плотный купол, нависший над нашими головами и заставляющий внешние потоки послушно огибать созданное препятствие. Вокруг нас царило мерное покачивание пространства умиротворения и успокоения.
- Вот почему прекратился мой танец! – осенило меня. – Это вовсе не усталость, а исчезновение танца жизни!
Но, попытавшись подняться на ноги, я пришёл к другому выводу – всё-таки это усталость заставила меня остановить странное действие.
Что же я вытворял такое, чтобы ноги тряслись подо мною?
Как же надо было истязать своё тело, чтобы лихорадочная слабость подкосила ноги!
Собрав последние крохи растраченных сил, я всё же поставил вертикально невероятно тяжелое и неуклюжее туловище, дополнительным усилием разогнул ноги в коленях и попытался принять более - менее приличную позу.
Потревоженный, видимо, в своей медитации моим пыхтением, настоятель открыл глаза, огляделся вокруг и по-детски радостно засмеялся. Как обычно, когда он не изображает старика, легко поднялся и, развернувшись к общине, остающейся в энергетическом трансе, мягко произнёс слова, завершающие медитацию. Раскинув перед собой руки, учитель прокатил над головами сидящих волну ярко-зелёной энергии, помогая им вернуться сознанием в застывшие в торжественной позе тела, а затем, сложив ладони в голову дракона, поблагодарил их за помощь. Братья зашевелились, завертели головами, оглядываясь. Некоторые принялись потирать глаза, другие – лицо и шею или осторожно двигать плечами и спиной – все признаки долгой и глубокой медитации.
Наставник нетерпеливо развернулся ко мне, одарил сияющим взглядом из- под взъерошенных кустиков бровей, взмывших на верхушку лба, и засеменил поближе.
- Мой мальчик, свершилось то, чего я ждал много лет, судьба дарит мне право спокойно удалиться на покой! Я выполнил трудную миссию – найти и подготовить своего наследника! Ха-ха.
Обведя взглядом террасу, храм, столпившихся монахов, суровую громаду горы, нависшую над нашими головами, он возвёл руки к серым облакам в благодарственном жесте и опять обратил внимание на меня:
- Твои мытарства взросления и обучения завершены! Конец бесконечным сомнениям неуверенности, незнания, неумения, неловкости, невнимательности! Дао снизошло своим вниманием и сплавило множество разных частей твоей натуры в единое целое! Уф, как же я рад! Да ещё в самый неожиданный момент! Да что я говорю! Когда такой миг может быть предсказанным? Это всегда неожиданная радость!
Постепенно восстанавливая силы, я всё более внимательно слушал наставника, в надежде уловить смысл чего-то, произошедшего где-то поблизости и каким-то образом коснувшегося меня крылом благодати, но так и остался в неведение.
Учитель, видимо, считая, что он всё объяснил более чем ясно, доверительно наклонил голову к моей груди и, продолжая лучиться благолепием, промурлыкал чуть слышно:
- Теперь нам надо уединиться, чтобы… Да что там объяснять! Пошли скорей!
Вцепившись в мою левую руку каким-то болезненным захватом, он поволок меня в коридор, ведущий в жилые кельи.
- До этого я предполагал, что твоим спутником лучше будет сделать мою часть в виде черепашки, дающей тебе стабильность, напоминающей о возможности замедления времени, являющейся воплощением долголетия и мудрой осмотрительности, но теперь всё изменилось… Теперь можно даже осмелиться предложить спутника – куницу или горностая. Теперь тебе нет нужды опутывать себя, подвешивать каменные гири к ногам или спутывать рассудок осторожностью осмотрительности и сомнений! Теперь ты, Лань, очутился в чудесной зоне благодати Дао! Наконец-то твоя натура может вздохнуть свободно!
За время этой пламенной тирады настоятель успел подтащить к двери зала медитаций и, не меняя ритма движений, увлёк меня внутрь. Освободив мою руку на месте, предусмотренном для моего расположения, он сделал ещё четыре небольших шажка и в лихом повороте шлёпнулся на пол, лицом ко мне, с готовностью продолжить своё непонятное повествование.
Я уселся на циновку и приготовился слушать дальше, надеясь, всё же, уловить суть произошедшего и причину восторга, обуявшего учителя. Не совсем же я туп, чтобы из замысловатых объяснений наставника не извлечь стержень беседы! Эта мысль наполнила меня некоторым подобием энтузиазма, но растерянность и глупое выражение лица, видимо, не ускользнули от внимания учителя потому, что он упёрся взглядом в меня и замолчал.
Пауза показалась мне до неприличности долгой, когда он решил всё же заговорить:
- Кажется, я выплеснул на тебя неожиданный водопад слов и эмоций, странных для человека, только что выкарабкавшегося из объятий чрева Дао. Тебе, должно быть, трудно сориентироваться в путанице болтовни почти выжившего из ума старика. Прости меня, я не смог обуздать своих чувств и не учёл хрупкости твоего состояния. Пожалуй, мне лучше начать всё с самого начала, чтобы в других словах и спокойном ритме донести до тебя смысл произошедшего.
Наставник заботливо осмотрел меня и продолжил:
- Если хочешь, то можешь сбегать попить чего-нибудь, если чувствуешь жажду, или, напротив, избавиться от излишка влаги в животе. Хочется, чтобы наша беседа прошла в наиболее благоприятных условиях, так что не стесняйся хорошо подготовиться.
Он замолчал, испытующе глядя на меня, чтобы дать возможность моему рассудку опуститься из заоблачных высот энергетического мира в полумрак сырого осеннего пространства в глубине гулкого горного чрева.
Пробежав вниманием по требующим внимания частям тела и убедившись в их спокойствии, я дал понять, что всё в порядке и что меня не пугают трудности мысленных напряжений.
Может быть, и не слишком убеждённый моим проявлением бравады, учитель всё же кивнул головой и пустился в нелёгкий путь объяснения:
- С первой встречи со мной, ты был обречён постоянно поглощать разные осколки знания, почти не заботясь об их соприкосновении, трудностях сочетания и о жёсткости влияния на растущую, развивающуюся, интересующуюся, любознательную натуру. Как я тебе объяснял когда-то, у нас с тобой не было роскоши позволить себе отдохнуть какое-то время, привести в порядок, переосмыслить что-то, видоизменить процесс взросления натуры в дебрях сложнейших пластов знания, безжалостно внедряющихся, раздвигающих внутреннее пространство. Всегда приходилось спешить, чтобы хоть чуть-чуть обогнать опасности, подстерегающие тебя за каждым поворотом, успеть подготовить твою натуру к их преодолению. В такой гонке за выживание знания сбрасывались в тебя жёстко и хаотично, часто причиняя боль и создавая внутренние проблемы.
Он сокрушённо развёл руками, подчёркивая своё бессилие поступать иначе, и продолжил:
«- Возникающие испытания, заставляющие отстаивать своё право на жизнь, требовали использования полученных знаний, и твоя натура прекрасно применяла навыки для своего утверждения и развития. В то же время, это сопровождалось риском причинения себе боли, внутренних травм, а, иногда, даже саморазрушения. Поэтому тебе приходилось петь песенку, прячущую сознание, раскрывать энергетическое поле, освобождающее личное пространство от перенапряжения.
Это помогало, в какой-то мере, но не избавляло от ожидаемых впереди опасностей потери самообладания.
Наконец, объём знаний и, особенно, их жёсткое столкновение с принципами, отстаиваемыми натурой, достигли критических размеров. Можно сказать, что твой сосуд внимания переполнился, и поток знаний хлынул через край, затапливая разные части твоей жизни и мешая, таким образом, отличать разные формы существования ситуаций. Мечущееся, в поисках точек опоры, сознание пыталось опереться на основные правила жизни, обрести твёрдую почву доверия к чему бы то ни было, но взращиваемые, раскрывающие свою многогранность, знания сделали этот поиск невозможным.
Ты стал искать убежище в неконтролируемом плетение косичек, в создании собственного мира, подчинённого только твоей воле, но и там всё быстро выходило из-под управления сознанием и увлекало натуру в творческий хаос, наполненный опасностями.»
При упоминании о косичках у меня в памяти всплыл образ сумасшедшей старухи, сидящей у двери таверны и бормочущей что-то себя под нос. Её вид и поведение тогда привели Лотос Тай Цзы в уважительный восторг, и он достаточно долго распылялся по этому поводу.
Наставник продолжал говорить, но значение его слов заслонила картина, сменившая предыдущую, и теперь это я сижу у двери монастырской кухни в грязных засаленных лохмотьях, растрепав давно немытые космы волос, и без умолку наговариваю бессмысленные фразы. Дико хохоча, сопровождаю безумными репликами что – то, происходящее в мире косичек, а в моменты редких просветлений издевательски комментирую действия проходящих мимо братьев…
Как подтверждение реальности такого кошмара, всплыли восторженные реплики Лотоса Тай Цзы, высказанные в мой адрес совсем недавно. Что-то вроде «ну, ты даёшь! Такая косища! Даже я не осмелился бы… Накосячил…»
Видимо, мои озарения проявились на лице в таком виде, что учитель остановил свою речь и в недоумение упёрся в меня взглядом.
«- Учитель! Это что же, я теперь сумасшедший? Делаю невесть что, не соображая? – в отчаянии вскричал я. – В любой момент могу выкинуть что-нибудь невообразимое, даже не заметив этого?»
Я смотрел в растерянности на спокойное лицо учителя, его тёмный силуэт, окружённый ореолом рассеянного света, с множеством танцующих пылинок в пространстве мрачного зала, на какие-то тени, ползающие в углах, которых не достигало дневное освещение, но где извивались различные формы энергетических побегов, сплетающихся в причудливые растения.
В ожидание ответа, в утвердительности которого я не сомневался, моё внимание в панике раскрывало свои границы всё шире, растворяя толщу стен, переходов, скалистых масс.
Вот я обнаруживаю группки братьев, всё ещё переговаривающихся между собой на террасе…
Вот на кухне повар с помощником натужно меняют местами два громадных котла на плите...
Вот сознание уже распахнуло границы энергетического видения и, раскрываясь стремительной волной, выплеснулось в мир сонно серых гор, покрытых грядами ленивых гор тяжёлых облаков…
Тело, наставник, монастырь, стремительно сократились в крошечное пятнышко на, изрытой глубокими морщинами, мрачной поверхности земли…
Вот, совершенно неожиданно, взгляд привлекла группка белоснежных точек вспарывающих толщу облаков, и внимание услужливо объяснило ошеломлённому сознанию, что вот и Шань-Шань обнаружился…
Круговерть образов заслонила небо и я увидел, как снова, смеясь и кича мне ободряющие слова, Ши нахлёстывает плёткой мокрые бока лошади, мчащейся навстречу сильным порывам ветра. Я стою сзади неё, с трудом удерживая равновесие на полусогнутых ногах, и готовлюсь полностью распахнуть крылья воздушного змея, который должен помочь мне взмыть в небесную синеву…
Этот миг нашего счастья, скоротечного и нестерпимого в безвозвратности, рванул моё сердце, пронзил сознание, разбил картину скачки на множество остро режущих осколков. Грани боли, отчаяния, возмущения, ярости полоснули каждую частицу натуры глубокими надрезами, но вдруг отхлынули прочь, скукожившись во всё уменьшающуюся точку страха…
Раздался душераздирающий треск выдирания чего-то, оглушительный грохот столкновения каких-то каменных глыб, завершившийся звоном в ушах и в опустошённом теле. Вернув внимание внутрь себя, мой взгляд наткнулся на странную энергетическую конструкцию, разделившую пространство на восемь неодинаковых частей. В сознание всплыл глуповатый образ яблока, разрезанного кем-то на дольки, кготорые ещё стоят рядом друг с другом.
Переведя взгляд наружу, я обнаружил себя сидящим перед учителем, открывшем рот в следующем слове своего объяснения…
« - …наполнило тебя и теперь, всё хорошенько перемешав, выбрасывает то, что не подчиняется твоей натуре истинного Дао».
Наставник опустил взгляд на мой живот и, направив указательный палец правой руки на него, зачем-то пощекотал пупок тонкой спицей зеленоватого потока энергии.
Не ожидавший щекотки где-то в зоне крестца, я резко дёрнулся и заливисто захохотал.
Смех рождался внутри тела, разрастался мелкими волнами удовольствия, заставлял вибрировать сначала живот, затем присоединил пространство груди и вот я уже, как огромная лохматая обезьяна, мелко подпрыгиваю на заднице, хлопаю себя по ляжкам и ржу, как взбеленившаяся лошадь…
Не в силах остановиться, переводя непонимающий взгляд то на себя, заливающегося идиотским смехом, то на учителя, улыбчиво продолжающего сверлить дырку в моём животе, я опять понял, что в очередной раз сошёл с ума…
Мне всё это кажется!!! Эта нелепая сцена просто не возможна в действительности!!! Как я и предполагал, я сейчас сижу на пороге монастырской кухни и распугиваю своим хриплым ржанием не только братьев – монахов, но и всех ворон округи!!!
Ничего не закончилось, а только начинается!!!
Теперь это не выживший из ума неудачник пускает слюни, заливаясь безудержным смехом, а человеческий детёныш бездумно пробует силу своих лёгких и лужёной глотки…
Погруженный в уверенность этого осознания, я повалился на спину, продолжая смеяться бездумным счастливым смехом и нелепо суча, подтянутыми к груди, ножищами…
Нет никаких забот! Растворились все вопросы, слова, мысли…
Я чувствую материнское тепло вокруг себя, ощущение счастья внутри, мерное покачивание мира надо мной и сияющие радостью огромные бездонные глаза, с любовью и нежностью глядящие на меня!
Она знает, что мне нравится чувствовать её лёгкие пальцы, щекотящие моё брюшко, насытившееся до отвала материнским молочком. Теперь наступает момент моего развлечения, таинственного процесса извлечения непонятно откуда заливистого смеха, отстранения каких-то глубинных страхов, изгнания безпричинной печали, постоянно держащей в плену натуру матери…
Она улыбается и что-то шепчет мне. Её ресницы то скрывают бездонные колодца глаз, то открывают. Мне на лицо падают капли тёплой влаги, пахнущие мамой и её тревогами…
Мы вместе, мы нужны друг другу, мы делаемся сильными и уверенными в выборе пути!
Мы вдвоём, мы – одно целое и мы можем ВСЁ!
Растворяясь в блаженстве единства в крошечном мирке разноцветного умиротворения, ощущая родное присутствие, моё сознание равнодушно отметило мягкий ручеёк слов, вплетающихся в кружение красок.
« - Теперь все плетения твоей жизни будут другими .
Внутри дворцов возмужавшей натуры наступило единство.
Грани драгоценного знания, доселе режущие нутро,
Сплавились в неповторимую форму внутренней мудрости,
Создали новую звезду на небосклоне вечного поиска,
Укрепили священные связи мимолётного с вечным,
Воздвигли стены и купол бессмертного храма
Целостности и гармонии многоликой жизни.
Теперь душа и сознание всегда смогут найти
Тропинку, ведущую во внутренний покой сокровенного
ДАО……-АО………-О –О -О……………….»