Всё началось в новогоднюю ночь, когда настоятель, глядя на желтоватый след спрятавшегося в своём новолунии лунного диска, задумчиво пробормотал: «Придётся срочно учиться тебе, Лань, искусству сохранять свою жизнь». И, помолчав немного, добавил: «Хотя вообще- то ещё слишком рано нырять тебе в эту пучину.
- Очень грозным предвещает быть облик Дао для живущих в мире материальных изменений. Надо ожидать ярости и скорби, крови и слёз».
Он грустно взглянул в небо, перевёл взгляд на меня и, вздохнув, продолжил: «Наши планы придётся изменить. Отменяем освоение работы с магией дыма и тумана, чтобы сосредоточить все силы и внимание на более насущной и неотложной задаче. Мне не хочется портить настроение сегодняшнего праздника, но испытания стучатся в наши судьбы. Поэтому я не хочу подвергать монастырь риску потери следующего проводника по извилистой тропе Пути»…
После такого неожиданного поворота праздничной медитации, которая по традиции должна бы закончиться нашей с учителем игрой в прятки энергетических двойников и для которой я приготовил несколько сюрпризов, надеясь наконец-то выиграть обещанный день отдыха, мы провели оставшееся до рассвета время в молчании.
Я пытался представить, что меня ожидает, а наставник Дэ, видимо, изучал подробности тех неприятностей, которые испортили наш праздник.
Мне уже семнадцать лет и шесть из них я провёл в нашем, скромном, как говорит учитель, монастыре.
Мои обязанности уже достаточно сложны и ответственны - в полдень и вечером я подметаю коридор, ведущий из храма в кельи монахов, ранним утром я бегу к источнику, чтобы набрать целебной воды для старших.
Всё остальное время, исключая время утренней и вечерней еды, наставник учит меня, как он выражается «вести за собой тех, кому Дао не подарил глаза и уши».
Ещё когда он меня нашёл работающим на поле моих приёмных родителей, он сказал, что у меня есть глаза, чтобы видеть облик Дао и уши, чтобы слышать шаги Дао. Я так и не понимаю, что он имел в виду, потому что вижу, что у всех вокруг тоже есть глаза и уши, но это и не очень важно. Главное, он забрал меня, избавив от подзатыльников вечно ворчащей матери и от едких замечаний, иссушённого жизнью и болезнями, отца. Он сказал, что если бы я прожил ещё один год с ними, я тоже заболел - бы, как мой отчим.
И вот мы сидим в позе питона, переваривающего кролика, и размышляем каждый о своём.
На рассвете, кажется, началось то, чего опасался учитель. Я только взял кувшин и миску, чтобы помчаться, как обычно, к «источнику светлых помыслов» и выскочил из монастырской кухни через боковую дверь на тропинку, зигзагами петляющую до сосновой рощи, как вдруг высоко над моей головой раздался громкий треск и затем, грохот катящихся вниз валунов.
У меня не было даже времени, чтобы взглянуть вверх или сменить направление и вернуться. Я стрелой помчался вперёд, мысленно умоляя Дао, чтобы обвал был не очень широким и чтобы я успел проскочить будущее русло каменного потока. Тропинка была узкой и скользкой, поэтому моё внимание раскололось на две, застывшие в судорожной панике, части. Одна из них взметнулась вверх, в попытке увидеть внутренним взором надвигающуюся лавину, а другая охватила всё тело в жёстком, почти болезненном контроле координации движений и равновесия тела. Краем глаза я увидел над собой тёмную бурлящую массу камней и впереди - чистое небо, до которого не добежал совсем чуть-чуть.
Прикрыв руками голову и напрягши все мышцы спины, я вжался в стену скалы, умоляя судьбу отвести опасные глыбы от этого маленького хрупкого комочка жизни. По правой руке и стороне спины пронеслись обжигающие молнии боли, а затем и тело и сознание равнодушно отстранились от болезненных ощущений, охвативших почти всё.
Мир остановил своё движение, время перестало существовать. Ничто расползлось вокруг и проникло внутрь маленького чего-то…
Крошечная искорка жизни всё бежала изо всех сил к спасительной границе лавины, напрягая воображаемые части тела в иллюзорном мире опасностей. И когда на шестой день после обвала я пришёл в себя, то обнаружил, что, несмотря на стремительность моего бега, я не чувствую ни рук, ни ног. Я лежу в моей комнатке, под хорошо знакомым, испещренным трещинами потолком. Справа и слева сидят, держа мои (хотя я и не чувствую их моими) кисти рук два старших брата нашей общины, а над моей головой я увидел измождённое усталостью лицо наставника Дэ. Он сидел, закрыв глаза и рисуя над моим лицом круги и спирали.
Не открывая глаз, он улыбнулся и произнёс: «С днём рождения» и, продолжая омывать моё тело фиолетовыми потоками энергии, добавил: «Долго же ты путешествовал в теневой стороне Дао. Ну, да теперь это всё позади».
Спустя три дня учитель начал воспитывать во мне « беззаботность свободы». Так он называл способность сознания отделять себя от ограничений, диктуемых границами возможностей тела.
Он принёс небольшую ярко-жёлтую, возмущённо извивающуюся в его руке, змейку и, скомандовав мне заголить живот, положил туда яростно шипящую пленницу. Замерев от ужаса, я тщетно пытался издать хоть какой-нибудь звук протеста или возмущения, но комок страха, парализовавший горло, отказался пропустить этот знак моего несогласия через захваченную территорию. Тело - же, вообще, даже и не попыталось предпринять что-то, лежало себе, как колода.
Наставник, всё ещё придерживая правой рукой пытающуюся вырваться пленницу, поднял над её головой левую кисть в форме «голова змеи» и издал резкий противный свистящий шип. Змейка приподняла голову и оцепенела. Как бы застряв в какой-то вязкой среде, она стала перемещать тело по кругу вокруг энергетической оси, возникшей между кистью учителя и своей открытой пастью. Движения её тела стали замедляться, волны перемещений прокатывались по нему всё более рельефно, казалось, что ярость стала уступать место медитативной отрешённости и безысходной покорности.
Наставник взглянул на меня и проговорил: «Сейчас, в панике, твой энергетический двойник впервые полностью выскочил из физического тела. Ты и оно впервые свободны друг от друга в обоюдном сознательном состоянии. Запоминай твои ощущения». Я обнаружил, что он обращается ко мне, подняв глаза почти к потолку, и осознал, что смотрю на моё тело сверху.
«Не волнуйся, ты сможешь вернуться в тело, когда захочешь, но пока не спеши это делать»- продолжил он спокойно.
«Теперь тебе будет понятно, почему в нашей игре в прятки я легко находил тебя, тогда как ты никак не мог меня обнаружить. У тебя всегда сохранялась пуповина, связывающая двойника с телом. Следуя за ней, по её энергетическому следу тебя всегда было легко обнаружить, не смотря на все головоломные хитрости, придуманные тобой».
«Посмотри, малышка танцует в круге «почитания Дао» на твоём животе, а ты совершенно не чувствуешь этого. Ты свободен от тела, а оно потеряло тебя. Через некоторое время оно забеспокоится, будет тебя звать, а, не найдя, будет страдать в отчаянии. Если же ты не отзовёшься, не вернёшься до критического момента – оно будет проглочено «чёрной акулой Дао».
Тем временем змейка вдруг встала вертикально, наверно пытаясь дотянуться до открытой пасти кисти – «головы змеи», нависающей над нею и опёршись кончиком хвоста в ямку моего, вернее, не моего, пока, пупка. Замерев, подобно тонкому побегу бамбука, в этой невозможной позе, она застыла в странном порыве экзальтации и вдруг, обмякнув и сморщившись, крошечным клубочком свалилась на живот.
Учитель спокойно взял её левой рукой, а правой начертил на животе, вокруг пупка непонятный замысловатый рисунок. «Чтобы её жизненная сила не смогла вырваться» - пояснил он. «Завтра, на восходе солнца, ты уже сможешь бегать, как обычно. Ну, а теперь, спи».
Я даже не заметил когда и как оказался опять в постели и смотрел снизу на небольшую верёвочку, свисавшей безжизненно на руке наставника, поблёкшей спасительницы, отдавшей мне свою жизнь.