С первыми осколками утреннего света, пробившегося через щели дверного проёма из коридорного окна, я вылез из тёплой постельной норы, в которой провёл слишком много времени. Дрожа от холода и подпрыгивая на ледяном полу, я бросился в угол комнаты, где, на выступающем из стены куске скалы, полированном временем и превращённом в небольшой стол усилиями тех, кто жил здесь до меня когда-то, лежала моя одежда. Она отличалась от привычного повседневного халата и штанов, прикрывающих ноги до середины лодыжек, но в полумраке её было трудно рассмотреть, да и холод, кусающий меня со всех сторон, заставлял поскорее спрятаться от его ледяных зубов. Впрыгнув в штаны и нырнув в длинную толстую ватную куртку, я бросился к двери, где обычно оставлял свои тапочки, но на их месте обнаружил плотные кожаные башмаки, которые обычно используют странствующие монахи в своих бесконечных переходах с одного региона в другой, в поисках новых непривычных условий жизни.

 В недоумении, которое не помешало мне молниеносно обуться, я оглядел комнату, пытаясь разглядеть ещё какие-то изменения. Продолговатая каменная пластина, с насыпанным на ней тщательно перетёртым речным песком, на котором я учился рисовать и писать иероглифы; причудливо изогнутый обломок старого окаменелого корня в форме морды  дракона, найденный мною в старой обвалившейся пещере на вершине соседней горы; застывшая в  вечной ухмылке оскаленной мордочки, пёстрая саламандра, которая, как говорит учитель, потеряла свою душу, танцуя в огне… 

 Вроде всё  на своих привычных местах, но, в тоже время, энергия, окружающая мои сокровища, уплотнилась и слегка потрескивает. Где-то недалеко бурлит напряжение и сгущается тревога. В моём воображении стали возникать яркие картины различных опасностей заполоняющих мир вокруг этой маленькой комнатки.

 Не в силах сдерживать калейдоскоп воображаемых катастроф, я предпочёл помчаться наружу, чтобы реальностью, пускай даже опасной, остановить этот обвал страшных видений.

Хмурое зимнее утро встретило меня пронизывающим ледяным ветром. Плотные занавеси облаков спешили обогнуть гору, на южной стороне которой зацепился за небольшой полукруглый карниз наш монастырь. Потоки белесого тумана плыли и над моей головой и под ногами.

 Оглядевшись вокруг я немного успокоился потому, что не встретил ни образов, ни звуков, обычно сопровождающих опасности. Площадка перед храмом, которую я прекрасно знал, показалась совершенно незнакомой, гораздо более узкой и неровной.

 Когда очередной порыв ветра просвистел в моих ушах, в промежутке спокойствия стали слышны голоса, доносящиеся из храма. Время утреннего обращения к богам уже прошло, а полуденное, судя по тусклому свету, пробивающемуся сквозь облака, было ещё далеко.

 Заинтригованный непонятным изменением привычного распорядка дня, я двинулся туда. Войдя в зал в привычном поклоне и вглядевшись в полумрак глубины,  я обнаружил братьев и настоятеля сидящими вокруг двух тел, закутанных в белые погребальные одежды.

 Увидев меня, учитель быстро встал, подошёл ко мне, взял за руку и повёл в глубину зала, за раскрашенную ширму. Встав лицом ко мне, он поднял на уровень лица руку, со средним пальцем, оплетающим указательный, описал ими три круга вокруг моего рта, затем вокруг одного и другого глаза.

 «-Теперь ты – никто и то, что тебя ищет, не найдёт здесь никого. Ты можешь слышать всё, что я говорю, но для всех остальных ты исчез. Никакое энергетическое прощупывание, никакой поиск твоего сознания не может обнаружить тебя, пока ты обезличен».

Чуть слышно он начал напевать смешную детскую песенку про мальчика, который распрашивает обезьянку, поросёнка и петуха о том, как ему найти свою маму. Эту песенку я часто мурлыкал себе под нос, когда работал на поле у приёмных родителей или когда рисовал символы и писал иероглифы, которые объяснял мне наставник.

 -«Эта мелодия будет постоянно вертеться у тебя в голове в моменты трудностей и испытаний. Смесь её образов и твоих размышлений создаст непредставимую кашу, блокирующую любую попытку прочитать твои мысли или намерения. И теперь, я думаю, ты обнаружил, что окружающее тебя пространство заполнено разноцветными шариками. Тебе есть чем заниматься во время, когда тебе ничем  нельзя заниматься. Попробуй прыгать с одного шарика на другой и увидишь, что разные части тебя – ничего окрашиваются в цвета, соответствующие цвету шарика, которого ты прикоснулся. Твоя задача – понять и попробовать собрать из этих цветовых осколков тело или, вернее, форму, из которой ты состоишь. За работу!».

 Его голос пропал и на его месте громко и иступлённо - весело зазвучало начало прилипшей когда-то ко мне песенки, которая теперь получила право бесцеремонно использовать всё пространство во мне. Я огляделся вокруг, с удивлением обнаружив, что светло- оранжевый воздух, плотный и приятно тёплый, заполнен тысячами переливающихся разными цветами шариков, похожих на мыльные, медленно плавающих вокруг лениво и бесцельно. Потянувшись к самому близкому, я остановил этот порыв в попытке понять, чем - же я тянусь к нему. Я вертелся, глядя вверх, вниз, назад, по сторонам, но меня не было.  Совершенно потеряв ориентировку в этом странном мире, я начал трогать проплывающие мимо мерцающие пузыри. Ничего не произошло, да я и не ждал чего-то.  Просто было приятно касаться, окутывать, сжимать различные сгустки радуги, беззаботно горланя нескончаемо вращающуюся во мне песенку.

 Постепенно стала проявляться странная, всякий раз показывающая разные щупальца себя, форма. В упоении своей игры с «плавунами» (именно так они представились), я даже не придал какого-то значения возникающему внешнему облику моего ничего.

 В конце – концов, на меня снизошла идея свернуться клубочком, чтобы, превратившись в подобие плавуна, плыть по воле общего движения, растворившись в охватившей меня неге. Даже песня, явно обессилив от неудачных попыток привлечь внимание, успокоилась и легла, свернувшись калачиком, где-то в дальнем уголке моего сознания. Мир безмолвия и оцепенения, мир ненужности что-то делать и куда-то спешить, мир покоя и счастья своей и общей целостности…

 Прошла вечность, а может быть и больше, когда вдруг в ушах зазвучал голос учителя - « Кажется, буря, призванная тебя сокрушить, пронеслась! Вылезай из своего тайника, пойдём есть!»

 Он продолжил своё объяснение, когда мы закончили есть и пили горячий отвар каких-то душистых корешков.

 «- Ну вот, теперь ты прошёл обряд посвящения в даосы.

 Очень многие хотят стать даосами, хотят проникнуть в тайны знания и магии, которыми мы располагаем. Они обходят сотни храмов, копируют поведение монахов, изучают старинные трактаты. Внешне их невозможно отличить от истинных путников Пути. Но им не хватает самого главного – они никогда не были в душе Дао, в мире недеяния, там, где ты провёл сегодняшний день.

 Дао приняло тебя в своё сердце, поделилось с тобой своим теплом и светом.

 Теперь оно всегда будет с тобой.

 Когда у тебя возникнут вопросы – там ты найдёшь ответы.

 Когда обступят сложные проблемы – там ты получишь советы для их разрешения.

 Когда почувствуешь потребность в совершенствовании – там обретёшь знания для этого.

 Злые духи гор стали ощущать пробуждающуюся силу твоей натуры и, пока ты ещё не раскрыл свои возможности, пока не обрёл знание твоего предназначения, они будут стараться тебя уничтожить.

 Этот год будет решающим в твоей судьбе и в судьбе храма.

 Сумеем мы уберечь тебя, успеем дать тебе тот минимум знаний, который поможет тебе выжить, выдержишь ты невероятно тяжёлую нагрузку учения, которое рассчитано на шестнадцать лет, а тебе предстоит его вобрать за год – тогда можно сказать, что мы одержали важнейшую победу.

 Не выдержим мы хотя бы в одном из этих звеньев, не удастся нам реализовать что-то – наш храм и сокровенное знание, которое мы храним, будут стёрты с лица Земли, вычеркнуты из списков служителей Дао».

С первыми осколками утреннего света, пробившегося через щели дверного проёма из коридорного окна, я вылез из тёплой постельной норы, в которой провёл слишком много времени. Дрожа от холода и подпрыгивая на ледяном полу, я бросился в угол комнаты, где, на выступающем из стены куске скалы, полированном временем и превращённом в небольшой стол усилиями тех, кто жил здесь до меня когда-то, лежала моя одежда. Она отличалась от привычного повседневного халата и штанов, прикрывающих ноги до середины лодыжек, но в полумраке её было трудно рассмотреть, да и холод, кусающий меня со всех сторон, заставлял поскорее спрятаться от его ледяных зубов. Впрыгнув в штаны и нырнув в длинную толстую ватную куртку, я бросился к двери, где обычно оставлял свои тапочки, но на их месте обнаружил плотные кожаные башмаки, которые обычно используют странствующие монахи в своих бесконечных переходах с одного региона в другой, в поисках новых непривычных условий жизни.

 В недоумении, которое не помешало мне молниеносно обуться, я оглядел комнату, пытаясь разглядеть ещё какие-то изменения. Продолговатая каменная пластина, с насыпанным на ней тщательно перетёртым речным песком, на котором я учился рисовать и писать иероглифы; причудливо изогнутый обломок старого окаменелого корня в форме морды  дракона, найденный мною в старой обвалившейся пещере на вершине соседней горы; застывшая в  вечной ухмылке оскаленной мордочки, пёстрая саламандра, которая, как говорит учитель, потеряла свою душу, танцуя в огне… 

 Вроде всё  на своих привычных местах, но, в тоже время, энергия, окружающая мои сокровища, уплотнилась и слегка потрескивает. Где-то недалеко бурлит напряжение и сгущается тревога. В моём воображении стали возникать яркие картины различных опасностей заполоняющих мир вокруг этой маленькой комнатки.

 Не в силах сдерживать калейдоскоп воображаемых катастроф, я предпочёл помчаться наружу, чтобы реальностью, пускай даже опасной, остановить этот обвал страшных видений.

Хмурое зимнее утро встретило меня пронизывающим ледяным ветром. Плотные занавеси облаков спешили обогнуть гору, на южной стороне которой зацепился за небольшой полукруглый карниз наш монастырь. Потоки белесого тумана плыли и над моей головой и под ногами.

 Оглядевшись вокруг я немного успокоился потому, что не встретил ни образов, ни звуков, обычно сопровождающих опасности. Площадка перед храмом, которую я прекрасно знал, показалась совершенно незнакомой, гораздо более узкой и неровной.

 Когда очередной порыв ветра просвистел в моих ушах, в промежутке спокойствия стали слышны голоса, доносящиеся из храма. Время утреннего обращения к богам уже прошло, а полуденное, судя по тусклому свету, пробивающемуся сквозь облака, было ещё далеко.

 Заинтригованный непонятным изменением привычного распорядка дня, я двинулся туда. Войдя в зал в привычном поклоне и вглядевшись в полумрак глубины,  я обнаружил братьев и настоятеля сидящими вокруг двух тел, закутанных в белые погребальные одежды.

 Увидев меня, учитель быстро встал, подошёл ко мне, взял за руку и повёл в глубину зала, за раскрашенную ширму. Встав лицом ко мне, он поднял на уровень лица руку, со средним пальцем, оплетающим указательный, описал ими три круга вокруг моего рта, затем вокруг одного и другого глаза.

 «-Теперь ты – никто и то, что тебя ищет, не найдёт здесь никого. Ты можешь слышать всё, что я говорю, но для всех остальных ты исчез. Никакое энергетическое прощупывание, никакой поиск твоего сознания не может обнаружить тебя, пока ты обезличен».

Чуть слышно он начал напевать смешную детскую песенку про мальчика, который распрашивает обезьянку, поросёнка и петуха о том, как ему найти свою маму. Эту песенку я часто мурлыкал себе под нос, когда работал на поле у приёмных родителей или когда рисовал символы и писал иероглифы, которые объяснял мне наставник.

 -«Эта мелодия будет постоянно вертеться у тебя в голове в моменты трудностей и испытаний. Смесь её образов и твоих размышлений создаст непредставимую кашу, блокирующую любую попытку прочитать твои мысли или намерения. И теперь, я думаю, ты обнаружил, что окружающее тебя пространство заполнено разноцветными шариками. Тебе есть чем заниматься во время, когда тебе ничем  нельзя заниматься. Попробуй прыгать с одного шарика на другой и увидишь, что разные части тебя – ничего окрашиваются в цвета, соответствующие цвету шарика, которого ты прикоснулся. Твоя задача – понять и попробовать собрать из этих цветовых осколков тело или, вернее, форму, из которой ты состоишь. За работу!».

 Его голос пропал и на его месте громко и иступлённо - весело зазвучало начало прилипшей когда-то ко мне песенки, которая теперь получила право бесцеремонно использовать всё пространство во мне. Я огляделся вокруг, с удивлением обнаружив, что светло- оранжевый воздух, плотный и приятно тёплый, заполнен тысячами переливающихся разными цветами шариков, похожих на мыльные, медленно плавающих вокруг лениво и бесцельно. Потянувшись к самому близкому, я остановил этот порыв в попытке понять, чем - же я тянусь к нему. Я вертелся, глядя вверх, вниз, назад, по сторонам, но меня не было.  Совершенно потеряв ориентировку в этом странном мире, я начал трогать проплывающие мимо мерцающие пузыри. Ничего не произошло, да я и не ждал чего-то.  Просто было приятно касаться, окутывать, сжимать различные сгустки радуги, беззаботно горланя нескончаемо вращающуюся во мне песенку.

 Постепенно стала проявляться странная, всякий раз показывающая разные щупальца себя, форма. В упоении своей игры с «плавунами» (именно так они представились), я даже не придал какого-то значения возникающему внешнему облику моего ничего.

 В конце – концов, на меня снизошла идея свернуться клубочком, чтобы, превратившись в подобие плавуна, плыть по воле общего движения, растворившись в охватившей меня неге. Даже песня, явно обессилив от неудачных попыток привлечь внимание, успокоилась и легла, свернувшись калачиком, где-то в дальнем уголке моего сознания. Мир безмолвия и оцепенения, мир ненужности что-то делать и куда-то спешить, мир покоя и счастья своей и общей целостности…

 Прошла вечность, а может быть и больше, когда вдруг в ушах зазвучал голос учителя - « Кажется, буря, призванная тебя сокрушить, пронеслась! Вылезай из своего тайника, пойдём есть!»

 Он продолжил своё объяснение, когда мы закончили есть и пили горячий отвар каких-то душистых корешков.

 «- Ну вот, теперь ты прошёл обряд посвящения в даосы.

 Очень многие хотят стать даосами, хотят проникнуть в тайны знания и магии, которыми мы располагаем. Они обходят сотни храмов, копируют поведение монахов, изучают старинные трактаты. Внешне их невозможно отличить от истинных путников Пути. Но им не хватает самого главного – они никогда не были в душе Дао, в мире недеяния, там, где ты провёл сегодняшний день.

 Дао приняло тебя в своё сердце, поделилось с тобой своим теплом и светом.

 Теперь оно всегда будет с тобой.

 Когда у тебя возникнут вопросы – там ты найдёшь ответы.

 Когда обступят сложные проблемы – там ты получишь советы для их разрешения.

 Когда почувствуешь потребность в совершенствовании – там обретёшь знания для этого.

 Злые духи гор стали ощущать пробуждающуюся силу твоей натуры и, пока ты ещё не раскрыл свои возможности, пока не обрёл знание твоего предназначения, они будут стараться тебя уничтожить.

 Этот год будет решающим в твоей судьбе и в судьбе храма.

 Сумеем мы уберечь тебя, успеем дать тебе тот минимум знаний, который поможет тебе выжить, выдержишь ты невероятно тяжёлую нагрузку учения, которое рассчитано на шестнадцать лет, а тебе предстоит его вобрать за год – тогда можно сказать, что мы одержали важнейшую победу.

 Не выдержим мы хотя бы в одном из этих звеньев, не удастся нам реализовать что-то – наш храм и сокровенное знание, которое мы храним, будут стёрты с лица Земли, вычеркнуты из списков служителей Дао».