Как два лёгких облачка, мы с учителем устремились из коридоров монастыря на простор летнего вечера. Перемещаясь в виде энергетических существ, невозможно оценить прелести цветущей природы, ароматы  и краски. Вместо этого ты видишь изменения плотности энергии, переливы потоков её в разных направлениях, концентрацию в особо важных зонах. Но всё это лишено материальности, эфемерно, не пробуждает реакции физического тела, которое в данном случае, осталось сидеть в тёмной сухой атмосфере глубокого грота.

 Сознанием ты понимаешь, что природа радуется возможности жить, реализуя любые фантазии в плодах своих экспериментов, а органы чувств никак не откликаются на  праздник жизни. Ты чувствуешь свою изолированность, оторванность от чего-то очень важного. Ты просто зритель, да ко всему прочему, и спектакль-то разыгрывается не для тебя. В общем, полная отчуждённость – ты есть, но тебя как - бы нет.

 Вот в таком настроении я оказался на окраине маленькой деревушки, во дворе небольшого опрятного домика. Рядом с дверью  росла раскидистая ива, а немного подальше топорщилась небольшая клумба каких-то цветов.

 Учитель указал мне на домик и объяснил, что сейчас мне надо познакомиться с его обитателями и почувствовать особенности их энергии. Жизнь внутри почти игрушечной скорлупки должна стать для меня чем-то очень родным, что я смогу найти легко, будучи в плачевном состоянии, когда важна только единственная задача – выжить.

 Конечно, наставник ничего не говорил мне, потому что, будучи в виде энергетического фантома, невозможно произвести какой-нибудь членораздельный звук. Слова его, подобно почкам на ветках весеннего дерева, раскрывались у меня в сознании, как бы рождённые внутри меня.

 Я скользнул сквозь тонкую стенку внутрь, где было темно и только в дальнем углу пространство освещалось тусклым светом маленького фонаря, висевшего на стрёхе. Медленно перемещаясь к источнику света, я проплыл мимо спящего мужчины, разметавшегося во сне на тонкой соломенной циновке. Недалеко, в углу, на земляном полу стояла посуда и глиняный кувшин, наполненный водой. Освещённый угол был отгорожен ещё одной соломенной циновкой, выполнявшей роль занавеса, защищающего находящихся там от нескромных взглядов. Вместе с тем этот уголок был защищён сконцентрированной энергией чьёго-то внимания и заботы.

 Прикоснувшись к плотной сфере энергии, окутывающей круг света, я остановился, стараясь не потревожить её. Затем, медленно и осторожно, просочился сквозь и оказался рядом с молодой женщиной, сидящей на полу. На коленях она держала маленькую девочку и слегка покачивалась вместе с ней. Руки её бережно охватывали крошечное тельце, защищая его от каких-то, только ей видимых, опасностей, глаза были закрыты, а рот шептал ласковые слова.

 Если бы учитель не сказал мне, что девочке пять лет, я бы подумал, что ей всего года три. Она была очень маленькой, напоминая куклу, была одета в кофточку и шаровары, а на голове торчали в разные стороны три небольшие косички.

 Присмотревшись к её лицу, я увидел, что глаза широко открыты, остановив взгляд на одной точке, как бы всматриваясь во что-то, а мышцы крошечного личика неподвижно застыли в гримаске испуга. Будучи в объятьях матери, она, в тоже время была где-то далеко, в чужом и страшном мире.

 Я задержался на некоторое время возле них, стараясь запомнить особенности странной атмосферы и понять её причины. Не обнаружив каких-либо признаков, объясняющих напряжение, пронизывающее обе натуры, я, с прежней осторожностью протиснулся наружу из круга и поспешил к учителю.

 Он просто забросал меня кучей советов и объяснений, переварив которые или, по крайней мере, те который были удобоваримыми, я снова нырнул в тусклую напряжённую среду домика. Сейчас он уже не казался мне сказочным, а скорее, проклятым. С прежней осторожностью я проследовал в освещённое пространство, где ничего не изменилось за время моего отсутствия, и, как посоветовал наставник, стал обследовать энергию под комнаткой.

 Сначала я наткнулся на несколько подземных ручейков, а последовав чуть ниже, обнаружил то, о чём говорил учитель – могилу двух убитых оборотней, которые продолжали излучать проклятья на всё, что попадало в сферу их действия.

 Усилив спектр энергии, защищающий мою натуру от вредоносного воздействия, я нырнул в энергетический мир девочки и принялся искать её дворцы. У меня уже было достаточно опыта переходов, но впервые это был контакт с человеком. Всё выглядело несколько иначе, чем при других переходах. Я не нашёл привычного образа дворцов и дорог, связывающих их между собой. Вокруг меня проносилось несколько стремительных горных потоков с грязной бурлящей энергией. Совершенно отсутствовало настроение праздника и организованности процессов.

 Хаос, столкновение, борьба, бегство… Ничего спокойного или устойчивого. Меня кидает, как щепку из одного водоворота в другой. Потеряв счёт времени, ориентацию в пространстве, ощущение себя, я был захвачен клокочущей стихией и растворён в её беге. Прекратив сопротивление, я сосредоточил внимание на поиске чего-нибудь особенного, отличающегося от этого сумбура, но ничего не обнаружил.

 Обескураженный, я попытался подвести итоги, когда вдруг вспомнил о совете, данном учителем по поводу усмирения сумасшествия, которое должно было меня встретить. «Ты попадёшь в среду, которой никогда не знал. В ней нет правил, нет связей между частями целого. Там нет целого и нет частей его. В общем, это царство разрушения ради разрушения. Не пытайся что-то создать там, этим ты только подольёшь масла в огонь. Совладать с ним можно только разрушая разрушение разрушения».

 Когда учитель говорил мне это, у меня, естественно, ум зашёл за разум, я ничего не понял и объяснил себе, что сначала надо увидеть, чтобы потом искать выход.

 И вот теперь эта кутерьма и беспорядок начали мне объяснять, о чём говорил наставник, и какие вопросы ему надо было задать, чтобы лучше понять сказанное. «Как всегда, ты понадеялся на авось, на то, что уж с тобой-то ничего не может случиться – елейно-ехидным голосом пропела какая-то часть меня. – Теперь будешь крутиться в этой мельнице, пока не перемелются твои глупые мозги. Глядишь, может быть после этого немного поумнеешь». На что другая часть меня, видимо та, которую обозвали глупой, отозвалась с не меньшей издёвкой: «Но, тем не менее, ты признаёшь, что мы выберемся отсюда, раз говоришь о результатах этой авантюры!». Первая немедленно отразила этот легкомысленный выпад: «Мы выберемся, конечно, но не благодаря тебе. Твоя заслуга, как обычно будет заключаться только в создании проблем и при этом».

 Взбешённый, я заорал на обеих склочных подружек: «Немедленно замолчите вы обе! Своим стрекотанием вы не поможете беде, а только усугубляете её!». Оскорблённые таким беспардонным вмешательством в их ритуал, они хором ядовито отозвались: «Ну вот, ещё одна искательница правды решила высказаться».

 В своём возмущении я взорвался, забыв, где я и почему. Концентрированная до этого энергия взорвалась разноцветным фейерверком, причинив мне боль, полоснувшую позвоночник снизу вверх и разорвавшую серую пелену, окутавшую сознание. От нестерпимого шока я, видимо, потерял сознание, а с ним и связь с реальностью.

 Когда силы вернулись настолько, чтобы приподнять тяжёлые веки и увидеть маму, продолжавшую крепко обнимать меня, я с усилием разлепил непослушные губы и прошептал: «Пить… Хочу пить…»

 Мама вздрогнула, отшатнулась, чтобы взглянуть мне в глаза, охнула и, не выпуская меня из своих объятий, стала подниматься. Она не сводила с меня глаз, на которых навернулись крупные слезинки и, повторяя без конца «Сейчас, сейчас, моя девочка», повлекла меня в другую половину комнаты, где на полу стоял кувшин и глиняные чашки. Трясущейся рукой она торопливо плеснула воды в миску и протянула её к моим губам. «Пей, моя милая, пей моя маленькая» - стала повторять она, пока я жадно пила. А когда, осушив до дна приятную прохладную воду, я произнесла «Ещё», она счастливо засмеялась и, со словами – «Конечно, конечно» - наполнила ещё раз мою чашку.

 Моё тело, видимо постоянно испытывающее неутолимую жажду, почувствовало, что освежающая жидкость стала проникать в распалённый лихорадочным жаром живот, и стало понемногу расслабляться. Руки вдруг стали неимоверно тяжёлыми и я, наверное, уронила бы чашку на землю, если бы мама не поддержала меня и не взяла её из моих рук. Глаза мои закрылись, как будто подчиняясь воле кого-то постороннего и я увидела перед собой маленький колокольчик, раскачивающийся из стороны в сторону и издающий мягкий приятный мелодичный звон. Я огляделась по сторонам, удивляясь и радуясь, что нет привычной буро-коричневой мглы, в которой время от времени мелькали стремительно- проворные извивающиеся тела змей. На смену кошмарным видениям пришло спокойствие, тишина и серебристый звук колокольчика. Успокаиваясь и расслабляясь, я потянулась вниманием к маме, которая положила мою голову на изгиб своей руки и стала укачивать меня, напевая очень знакомую, забытую колыбельную. Ласковые руки излучали нежность и приятное тепло, голос проникал в недра моей души и заставлял её всё более расслабляться.

 Теряя ощущения реальности и течения времени, я плыла в каких-то неясных причудливых образах, когда к маминому голосу присоединился другой, мужской, который также мягко, как и она, стал выводить мелодию колыбельной, но с несколько изменёнными словами: «Продолжай спокойно удерживать натуру соседки и отстраняй свои части, Лань. Не торопись, но и хватит нежиться. Тебя ждёт постель в монастыре, твои друзья Пике и Шаша. Сейчас я помогу тебе выбраться наружу, не потревожив малышку. Пойдём, нас ждут дома».

 Я почувствовал, как подул лёгкий ветерок, который повлёк меня куда-то и вдруг увидел себя перед учителем, во дворе с плакучей ивой. Светила луна, вокруг струилось кружево разноцветных нитей энергии и на меня накатилось тяжёлое осознание реальности. Хорошо, что энергетические тела не могут плакать, а то бы я снова разразился бы долгими, рвущими душу, рыданиями.