«А как ты думаешь, Лань, что важнее в жизни человека – прошлое, настоящее или будущее?»- учитель поднял голову, оторвав взгляд от площадки террасы, на которой были расставлены фигурки демонических шахмат, и посмотрел на меня, видимо теша себя ожиданием очередной моей глупости.

 Только что я, кажется, совершил одну из них, когда, в разгар партии, почувствовав, что положение моих фигур явно проигрывает позиции наставника, согласился поменяться местами. И теперь становится всё яснее, что это было не настолько плачевно, как я предполагал. Сделав два корректирующих хода, учитель снова обладает преимуществом.

 Видимо, легко читая мои мысли по гримасам раздражения и сожаления, он, с лёгкой улыбкой, ожидал моего ответа.

 Это явно было очередной хитростью – поставить какой-нибудь сложный вопрос в момент поиска решения нелёгкой проблемы. Я почувствовал, как под дополнительным грузом его вопроса и последующего ожидания ответа, мой мозг прогнулся, стараясь не лопнуть от натуги.

 Не отрывая глаз от шахмат, в тщетных усилиях найти какой-нибудь сокрушительный ход, я не придал сначала значения всему коварству вопроса невинно смотрящего на меня учителя. Но, по прошествии двух-трёх биений сердца, почувствовал, как часть моих усилий начала перекочёвывать в поиск ответа на, начинающий завоёвывать мой интерес, вопрос.

 «Настоящее, конечно» - попробовал сбить учителя с толку уверенно-убеждённым тоном я, стараясь не слишком потерять нить развития шахматного сражения.

 Только на мгновение оторвав взгляд от наблюдения за мной, учитель сделал ещё один ход, после которого моё положение стало нравиться мне ещё меньше.

 «Как настоящее может нравиться тебе, – воскликнул он, фальшиво-возмущённым тоном – ведь это такая статичная и скудная часть нашей жизни!».

 Шокирующая моё самолюбие пауза повисла между нами, ещё более затуманивая поиск пути спасения моего войска. Совершенно безжалостно учитель добавил: - «И такая короткая… Если тебе кажется предпочтительным положение моих фигур, то мы можем поменяться местами» - и снова упёрся в меня взглядом, ожидая теперь уже два ответа.

 Естественно, я не мог принять это, сокрушающее своей любезностью, предложение иначе буду напоминать белку, скачущую с ветки на ветку. Здесь лучшим ответом мог бы быть какой-нибудь остроумный ход, который надо бы найти и который, видимо, есть, иначе учитель не предложил бы с такой лёгкостью обмен.

 «Но прошлое ещё более статично, ведь там мы всё знаем и ничего не можем изменить» - я попробовал сокрушить уверенность наставника железной логикой этой фразы, тем временем лихорадочно ища спасительный ход, прячущийся от меня где-то в дебрях позиции.

 «Если ты думаешь, что я предлагаю обмен, потому что вижу что-то достаточно перспективное в твоём положении, то ты жестоко обманываешься» - продолжил учитель. «Я просто пытаюсь показать тебе, что безвыходных положений нет или, по крайней мере, они более редки, чем ты предполагаешь».

 Совершенно ясно, что наставник выражается такими витиеватыми фразами специально, чтобы в гуще красивых слов лучше спрятать ловушки, ослабляющие мою концентрацию.

 «А по поводу прошлого я могу тебе сказать, базируясь на своём длительном опыте, что ничего так легко мы не раскрашиваем и не перекраиваем безнаказанно, как память прошлых событий. Мы полностью выбрасываем из своей картины прошлого мелкие неприятности и незначительные события, оставляя только главное, важнейшее, наиболее задевающее нас. А сращиваем эти глыбы ситуаций нитями, придуманными нашей логикой. В таком виде наше прошлое всё меньше и меньше похоже на правду. И чем дальше оно уходит, тем больше фальши оседает на нём. Как видишь, это очень нестабильный период нашей жизни. Да, к тому же, к нему всё время что-то добавляется – сгоревшее или постаревшее настоящее непрерывно падает в бездонную яму прошлого». Учитель задумчиво покачал головой и добавил: «Прошлое создаёт нас для настоящего, а будучи всё время в настоящем, мы изо всех сил меняем прошлое…»

 Неожиданно яркий образ двух частей жизни, изображённый наставником, захватил моё воображение и внимание. Я забыл о шахматах, поглощённый видом моей жизни, открывшейся передо мной.

 «Нет, мой мальчик, для большинства людей самая статичная часть жизни – это будущее». Сказав это, он подождал немного, видимо ожидая моей реакции в виде каких-нибудь возражений, но я уже с нетерпением ждал продолжения его рассуждений, как какой-то захватывающе интересной сказки. Воспользовавшись паузой я немного поёрзал, устраиваясь поудобнее, и замер.

 «Посмотри на то, что мы с тобой делаем сейчас, - он кивком показал на площадку с фигурками – мы создаём будущее для наших солдат. Каждый из них имеет свою сферу влияния на окружающее пространство. Каждый по-своему взаимодействует с союзниками и противниками. Каждому из них мы отмеряем короткий или более долгий срок существования. Для каждого мы пытаемся найти наиболее эффективную роль. Но, при этом мы исходим из условий, предлагаемых созданной позицией, а значит, всё время испытываем массу ограничений, диктуемых ею. Добавь к этому ограничения, возведённые правилами игры, плюс ограничения, рождаемые нашим характером и нашими вкусами к определённым типам тактики и стратегии.

 Мы пытаемся создать будущее там, где это просто не возможно. Мы пытаемся создать,  не имея свободы творчества. И это усугубляется тем, что каждый из нас ещё больше мучается вопросом - как помешать создать что-то другому, как разрушить закладываемую базу чьёго-то будущего созидания…

 Посмотри, сколько ограничений, препятствий и разочарований рассеяно в пространстве будущего только на этом крошечном пятачке террасы!

 А поставь теперь перед собой, вместо бессловесных шахматных фигурок, тех людей, с которыми судьба уготовила тебе встречу.

 Первое отличие, возникшее сразу же, - сплочённая воедино твоей волей, беспрекословно выполняющая все, абсолютно все твои команды, группа рассыпается на множество одиночек. Даже если есть какая-то идея, способная их временно связать вместе, примирить с вынужденным соседством, в глубине каждого всегда происходит оценка действий других людей. И этот анализ удерживается в одном русле: а не слишком ли ущемляет мои интересы предложенное кем-то действие, а не расходится ли это с моими критериями жизни, а даст ли это мне какую-нибудь выгоду…

 Моё здесь всегда выше общего, только может быть скрыто до момента, когда общее потребует непомерную жертву, на взгляд личного. Тогда происходит внутренний взрыв возмущения, бунт внешнего несогласия и последующая попытка действиями доказать свою правоту. Так возникают конкуренты и затем рождаются враги. Так людей отравляют склоки и испепеляют войны.

 Распространи это условие на пространство человеческой шахматной площадки и скажи мне, как же организовать здесь какое-то действие и уберечь от неизбежной опасности хаоса, прячущейся в глубине каждого из нас».

 Учитель остановил своё рассуждение, чтобы вопросительно посмотреть на меня, но, видимо, безмятежное выражение моего лица убедило его в бесполезности ожидания ответа, потому что он продолжил монолог.

 «Почему мне так нравится, получив преимущество в шахматной позиции, поменяться с тобой местами? И почему тебе никак не удаётся меня обыграть?». Здесь он жестом остановил, готовый выплеснуться наружу, мой взрыв возражений потому, что я прекрасно помню ту партию, в которой я его победил.

 Правда, надо признать, что эту партию мы играли в один из вечеров праздника, устроенного по случаю «рождения нового наставника» и по окончании её настоятель уснул, упав прямо на шахматные фигурки, чем испортил мне возможность ещё раз полюбоваться заключительной победной позицией. От фигурок после этого три дня невыносимо разило перегаром и мне пришлось спускаться с ними к речке, чтобы натирать их ароматическими травами и отмывать в холодной воде.

 Но, видимо, сейчас наставник поставил вопрос чисто риторически, в ходе собственных рассуждений и не ждал моего корректирующего вторжения.

 «Всё дело в том, что ты исходишь из ситуации, которую тебе предлагает позиция, а я стараюсь создавать и ситуацию и позицию».

 Он опять остановил объяснение потому, что уловил моё видимое замешательство перед сложностью расшифровки глубин его смысла. Дав мне время пережевать и проглотить фразу раз пятнадцать, наставник нетерпеливо воскликнул: «Ну что тебе здесь не понятно? Я же тебе простым китайским языком объясняю, что ты сражаешься со следствиями, а я тебе подсовываю причины!»

 Я совершенно ошалел от такого упрощения сказанного ранее, потому что понял теперь ещё меньше. Пришлось срочно применить неожиданный сорт тактики, чтобы продлить паузу для усвоения сложных понятий. Поэтому я срочно попросился в туалет и вихрем умчался в дальний угол террасы, с которой с наслаждением устремил вниз струю воды, уподобляя её водопаду.

 По возвращении на покинутое в такой спешке место, я нашёл учителя погружённым в медитацию, поэтому, оберегая этот священный процесс, на цыпочках, осторожно начал удаляться, но окаменел в неудобной позе, услышав сзади строгий голос наставника: «Завтра продолжим разогревать твои мозги. У тебя есть время обдумать услышанное и подготовиться».

 Я повернулся к учителю лицом, отвесил низкий поклон его неподвижному силуэту, в котором сгустившаяся темнота мешала увидеть детали, и удалился, продолжая гадать, были ли открыты его глаза, и не слишком ли насмешливое выражение лица у него было при этом.

  Видимо, я изрядно разогрел мозги потому, что ночью мне продолжали сниться учительские неразрешимые задачки, которые строгим голосом наставника излагало огромное чёрное дерево, предварительно опутав меня колючими ветвями. Оно тормошило меня, как маленькое соломенное чучело, больно карябало спину и руки, если я не мог ответить, и оглушительно хохотало в ответ на мои просьбы отпустить меня.

 Очнувшись среди ночи, я с облегчением расслабился и отложил в сторону корень-дракона, который оказался рядом со мной с постели и кололся. Повернувшись на другой бок, я попытался снова уснуть, но образ безжалостного дерева всплыл из умчавшегося в темноту предыдущего сна и приготовился нырнуть со мной в следующий. Чтобы помешать ему отравить остаток ночи, я попытался обмануть его, открыв глаза и стараясь что-нибудь разглядеть в кромешной темноте. Таким образом, я надеялся убедить мучителя в бесполезности ожидания наступления следующей части пыток, одновременно лелея надежду, что сон, из которого он умудрился сбежать, все же утащит его с собой, всё более удаляясь  в прошлое. Я с усилием таращился в непроглядный мрак, надеясь истощить терпение колючего любителя мудрости, а он невозмутимо-насмешливо взирал на мои попытки удержать глаза открытыми.

 Не знаю, кто из нас не выдержал первым, но, кажется, уже через мгновение, я снова подпрыгнул от его громкой саркастической тирады, произнесённой голосом наставника. «Очевидно, умственные усилия истощают тебя гораздо сильнее, чем физические, Лань. Уже скоро полдень, а ты всё прячешься в своей берлоге. Не бойся, выходи. Я буду приставать к тебе с вопросами только вечером, чтобы обеспечить тебе глубокий сон».

 С негодованием открыв глаза и приготовившись снова пялиться в темноту, чтобы избавиться от проклятого отравителя моих снов, я был ослеплён шквалом солнечного света, затопившего мою комнату и с весёлым взрывом ворвавшегося внутрь меня. Радостный поток смёл следы ночных истязаний, расслабил и заставил забыть неприятности.

 Я вскочил на ноги и выскочил в коридор, где меня ждал учитель. Глядя на моё заспанное, но ликующее лицо, он улыбнулся и более спокойно добавил: «По крайней мере, в глазах у тебя сейчас очень осмысленное выражение. Как это тебе удалось? Сколько времени ты его искал и готовился показать?».

 И когда мы оба расхохотались – я – представив себя таким, каким описал меня учитель, а он – наблюдая за бурей чувств, промелькнувших за одно мгновение на моём лице.

 «Оба брата ушли с утра на заготовку дров, поэтому я сам приготовил нам еду и отвар трав. Так что пойдём, подкрепимся, пока еда не остыла». Он повернулся, чтобы пойти на кухню, но остановился, услышав за спиной мой голос.

 «Учитель, спасибо за мудрость, которой ты пытаешься наполнить мою бестолковую голову и за терпение при этом. Я прошу прощения за вчерашнюю выходку и постараюсь не повторять подобных глупостей…». Помолчав, я всё же решился добавить: «если, конечно опять не приспичит…». Он опять расхохотался, выслушав эту тираду, и затем продолжил путь, хмыкая чему-то и покачивая головой.