Мы мчались диким галопом, пока не начало смеркаться. Мои руки сковала усталость, я не чувствовал места, на котором сидел, всё тело затекло и потеряло чувствительность от сумасшедшего подпрыгивания и попыток удержаться в седле. Наконец, словно смилостивившись надо мною или тоже устав, конь, вдруг свернул с дороги и шагом, тяжело отдуваясь, направился к небольшому стожку соломы, одиноко торчавшему посреди голого осеннего пространства полей.

 Подойдя вплотную, он лениво наклонился и, как ни в чём ни бывало, принялся пощипывать стебли соломы, торчащие по сторонам. С трудом ослабив захват ног, я мешком свалился в груду сухой травы, приветливо зашелестевшей под моим весом и заботливо охватившей своим теплом и уютом со всех сторон.

 Видимо я был совершенно вымотан и моментально провалился в тяжёлое забытьё, из которого смог выкарабкаться только когда приветливое солнышко защекотало мои ресницы лучами утреннего приветствия.

 С трудом разлепив тяжёлые веки, я приподнял голову и огляделся.

 По проходящей невдалеке дороге двигались путники, медленно перемещались повозки. Речка человеческих стремлений неторопливо несла судьбы странников из одного укромного омута в другой по узкому жёлобу проторённого пути.

 Вокруг царила утренняя безмятежность и чистота после трёхдневных дождей и осенней промозглости. Лёгкий ветерок отгонял за горизонт последних заблудших овечек облачного стада, освободив место для света, жизни и удовольствий.

 Перекатившись из глубокой впадины, образовавшейся на месте моего ночлега, к краю, я скатился на землю, отряхнулся и ещё раз огляделся. Окончательно придя в себя, я принялся искать взглядом силуэт моего строптивого спутника, обошёл дважды стог, в надежде обнаружить его с другой стороны, но напрасно. Этот любитель свободы, видимо, ещё более нетерпелив, чем я. Не дождавшись пробуждения ленивого всадника, не ценящего мгновений подарка судьбы, он, наверное, пустился в дальнейший путь, решив не тревожить оздоровляющий сон спутника.

 Возможно, я бы согласился с его правом поступать, как ему вздумается и отправился бы своим путём привычным способом – пешком, но, по рассеянности он захватил с собой все мои вещи, которые были упакованы в перемётных сумках и мешках. С этим я никак не мог согласиться.

 Отстранив на время досаду, нахлынувшую на меня из-за нелепой задержки, я обошёл вокруг стога ещё раз, теперь уже внимательно глядя на влажную землю, разглядывая многочисленные следы копыт, оставленные конём, и ещё…

 Вот, пожалуйста, ручеёк его следов, уходящий в сторону и от стога и от дороги. Всмотревшись вдаль, я не обнаружил силуэт одинокого коня, бредущего бесцельно, куда глаза глядят, а увидел серую полоску скопления осенних деревьев, по всей видимости, лесного предгорья.

 Взвесив ещё раз ценность вещей, унесённых спутником, и перспективу идти за ним, может быть несколько дней, в надежде настичь, в направлении совершенно не совпадающим с выбранным мною, я пришёл к неутешительному выводу, что у меня нет выбора.

 Ну, а если выбор отсутствует, то не стоит терять время на излишние сотрясания своей натуры, тем более, что они бесполезны. Да, к тому же я вдруг вспомнил, что совершенно свободен и могу двигаться, куда мне заблагорассудится.

 Ободрённый этим открытием, я бодро направился следом за свободолюбцем, не дождавшимся своего партнёра, прошёл двадцать три шага и остановился, как вкопанный.

 Что за странность!

 Теперь передо мною тянулись три пары следов – две, как вы помните, продолжал оставлять мой четырёхкопытный приятель, а рядом из ниоткуда возникла дополнительная пара следов человеческих ног, обутых в соломенные сандалии, не по сезону и не для полевой грязи после трёх дней дождя.

 Оглянувшись назад, я принялся разглядывать отрезок пути от стога и обнаружил, что хитрец затирал свои следы то ли концом посоха, то ли пригоршней веток. Теперь же, считая, что дальше можно идти спокойно, не тратя времени на сокрытие своих следов, он оставил это занятие и пошёл спокойно, ведя, видимо, неудачливого свободоискателя за уздечку.

 Подивившись, да, да, всё ещё удивляясь глубине человеческой жадности и глупости, я присел на корточки перед дорожкой следов похитителя моих вещей и свободы моего спутника. Положив ладони на выемку, оставленную его правой ногой, я выпустил поток энергии, соединяющий в одно целое все последующие следы этой ноги со стопой, делающей их, и затянул петлю на её щиколотке. Перейдя к череде следов другой ноги, я проделал тоже самое. Выпрямившись, я натянул энергетические нити и рванул их к себе.

 Даже не видя человека, спешащего укрыться подальше в предвкушение обладания добычей, я почувствовал, как он споткнулся, упал и остался лежать, в растерянности от неспособности двинуть дальше хоть одну ногу.

 Следующим действием я заставил его подняться и направиться мне навстречу. Так как следы не могли поменяться местами, при его решении вернуться, то ему придётся передвигаться, пятясь назад, да к тому же ставя каждую ногу в след оставленный ранее.

 Конечно, таким образом ему придётся затратить намного больше времени, чтобы проделать уже проделанный путь, но ничего, я иду навстречу, чтобы облегчить ему это страдание.

 Спустя некоторое время, когда, по мере моего приближения к лесной полосе, я мог различать отдельные стволы деревьев, то, среди одного из их скопления, смог различить фигурку человека, нелепо размахивающего руками и делающего странные движения. Ускорив шаг, я скоро мог рассмотреть нелепую сцену, разыгравшуюся на опушке леса.

 Человек тщетно пытался сделать хоть шаг назад, пятясь и прилагая все усилия для этого. В одной руке он держал уздечку, на другом конце которой находилась лошадь, тоже упирающаяся и не желающая выходить из леса. Стали слышны крики человека, а подойдя ближе и начав различать слова, я подивился смекалке этого хитреца, который кричал коню, запрещая ему идти за собой. Таким образом, отпугивая животное, он пытался противопоставить лошадиную силу той, которая волокла его назад, к месту преступления.

 Несмотря на досаду, присутствующую во мне, я не мог удержаться от смеха и ощущения некоторой симпатии к находчивому пройдохе. Он же, услышав звуки смеха за спиной, бросил поводья, присел на корточки и закрыл голову руками, защищая её от возможных ударов.

 Подойдя вплотную, я обошёл его, взял уздечку ничего не понимающего и прядущего ушами коня в руку и повёл его прочь. Уже отойдя на некоторое расстояние, я отпустил энергетические путы и растворил их. Оглянувшись, я увидел, как, не встретив привычного усилия, волокущего его назад, нога человека рванулась вперёд, заставив его упасть на бок, после чего он перевернулся на спину и, приподняв голову, уставился на меня.

 Сообразив, что расстояние между нами достаточное, чтобы помешать мне причинить ему какую-нибудь боль, он сел, подобрав ноги, и, наклонив голову в сторону, принялся с любопытством рассматривать меня.

 Я обнаружил перед собой мальчишку лет шестнадцати, худого, всклокоченного, вглядывающегося в меня бездной больших чёрных глаз, кажущихся просто огромными по сравнению с худобой и тонкостью остальных частей лица.

 - Ну и что бы ты стал делать с украденной лошадью? – обратился я к нему. - Как бы ты объяснил кому-нибудь, откуда у тебя такой холёный конь? Тебя бы непременно наказали за воровство, или отрубив руку, или посадив в тюрьму. В том и в другом случае это погубило бы тебя.

 Я подождал ответа, объяснения, но единственной реакцией было изменение стороны наклона головы. Мальчишка, не мигая, продолжал смотреть на меня, ища во мне что-то, чего никак не мог обнаружить.

 Я пустился в последующие рассуждения, в надежде убедить его, таким образом, в миролюбивости моего поведения.

 - Ты украл у меня все вещи, даже не подумав, каково кому-то очутиться среди незнакомого мира без возможности выжить. Может быть, меня ждёт что-то важное, жизненно важное! – подчеркнул я. – Может быть, жизнь многих людей зависит от моих поступков. Ты своим действием чуть было не перечеркнул всё это. Ты готов взять на свою совесть судьбу и жизнь других людей?

 Я надеялся ошеломить его такой перспективой возможных бедствий, чьих-то страданий, вызвать у него раскаяние, пусть даже только внутреннее, скрытое от чужого взгляда. На меня бы такие речи подействовали просто безотказно. Я бы уже расчувствовался и, возможно, уже начал бы украдкой вытирать слезинки, но здесь этот номер не сработал. Юный болванчик только ещё раз сменил положение головы, перекатив её на другое плечо, и продолжал пристально всматриваться в меня.

 - Хорошо ещё, что ты нарвался на меня, человека, не любящего грубости и насилия. Другой, на моём месте, уже сейчас изобретал бы средство самого сурового наказания для тебя. Как ты объяснишь всё это?

 Говоря это, я внутренне ужасался нелепостям, которые несу мальчишке, который, похоже, не понимает, что я хочу от него и только и ждёт, как бы улизнуть. Здесь я себя вынужден был поправить: видимо, очень хорошо понимает, но чего-то ждёт, может быть какой-то подмоги, сообщников, которые в этот момент бесшумно окружают меня, отрезая пути к отступлению…

 Я замолчал, всматриваясь вокруг энергетически – нет, никого…

 Видимо, молчание затянулось не только для меня потому, что вдруг раздался звонкий мальчишеский голос:

 - Ты можешь ждать сколько угодно. Я всё равно не встану и не позволю тебе снова поймать меня! Я знаю, кто ты, так что можешь не прикидываться добрым человеком, а принимай своё настоящее обличье и убирайся прочь! Папа мне рассказывал про таких как ты, лесных оборотней, оплетающих ноги путников невидимыми верёвками и затаскивающих их к себе в дупла деревьев. Так что я буду сидеть, пока тебе не надоест, папа говорил, что пока прятать ноги, вы ничего не можете сделать!

 Он замолчал, явно наслаждаясь эффектом сказанного, потому что, даже не видя себя со стороны, я почувствовал, как у меня от удивления вытягивается физиономия.

 Когда же ошеломление от услышанного немного приутихло, я рискнул было возразить что-то (наверняка сморозить очередную глупость), но был бесцеремонно прерван на первом же хриплом звуке, попытавшемся выпрыгнуть из моего рта.

 - Меня только очень удивило, как ты узнал, что папе падающее дерево оторвало руку и что жизнь многих – и моих родителей и сестрёнок зависит от меня. Но ты очень-то не надейся провести меня, а убирайся, не мешай мне вернуться домой, успокоить их тем, что скоро придёт лекарь и помощь от дядюшки Ти.

 Немного помолчав, он добавил фразу совершенно уничтожившую меня:

 - И забирай с собой эту старую корягу, которую тебе удалось превратить в коня. Теперь-то я знаю, что это чистый обман! Она будет совершенно бесполезна у нас, только захламит пространство перед домом.

 Такое предположение заставило взорваться моё самолюбие:

 - Это что же это такое! Ты и в правду думаешь, что я – это какое-то мерзкое лесное существо, а мой конь – старая сухая коряга, оживлённая только для твоего удовольствия?

 - Ну, я не говорил, что она сухая – немедленно поправил меня маленький наглец. – Но то, что ты пытаешься меня обмануть – это очевидно.

 - Я только вернул себе украденные тобой вещи и собираюсь продолжить свой путь – возмущённо возразил я – и сейчас это сделаю!

 Я отвернулся от продолжающего покачивать головой мальчишки и зашагал прочь, унося с собой оскорблённое самолюбие.

 Пройдя немного и успокоившись, я вспомнил, что у меня есть лошадь, а значит, возможность ускорить своё перемещение. Я вскочил в седло и, чуть было не повторил вчерашнюю ошибку, собираясь пришпорить строптивое существо, но вовремя остановившись на начале движения, мягко шевельнул ногой в стремени и произнёс: - Ну, поехали, что ли.

 Видимо, удовлетворённый моей понятливостью, рысак всхрапнул, покосился на меня и лениво затрусил в нужном направлении. Очутившись вновь в удобном седле, мерно покачиваемый движением и успокоенный неторопливо текущим навстречу пейзажем, я начал погружаться вниманием в привычное русло странствия и сопутствующей этому энергетической работы.

 Сначала следует проверить состояние окружающей энергии и заглянуть вперёд, хотя бы на расстояние пути наступающего дня, чтобы предусмотреть возможные трудности или неожиданности. Расстелив перед мысленным взором ожидающую меня сегодня дорогу, я принялся разглядывать цвета и свойства энергии. Судя по первому впечатлению, меня ожидает безмятежность спокойствия и удовольствия.

 Удовлетворившись этим беглым просмотром, я переключился на вторую часть ритуала опытного странника – оценка состояния своей внутренней готовности к испытаниям, расстилающегося передо мной, дня. Расслабив мышцы тела, я пропустил волну небесной энергии от макушки до кончиков пальцев ног. Встретив на её пути напряжение в правом боку, пришлось сосредоточиться на расслаблении печени (наверное, связанном с недавним происшествием) и убедиться, что теперь всё в порядке.

 Затем, подобную волну, но энергии Земли, я поднял по телу от стоп до головы. Такая энергия расслабляет тело и наполняет силой. Так как прошли уже сутки с последнего приёма пищи, то живот недовольно заурчал пустыми полостями, но все остальные части остались довольны энергетическим наполнением.

 Настроившись на приятное течение времени и мыслей, я вынырнул вниманием наружу и насторожился, услышав далеко за спиной истошные вопли. Не сомневаясь увидеть всё того же похитителя моего времени, я оглянулся. Худенькая фигурка виднелась довольно далеко, размахивала руками, в одной из которых была зажата длинная палка. Увидев, что ему удалось-таки привлечь моё внимание, мальчишка замолчал, а затем закашлялся. Остановив коня, я заколебался в сомнениях: что выбрать, два варианта ситуации развернулись справа и слева от меня.

 Один из них я только что просмотрел, усилил энергетически и настроился на его воплощение. Спокойный и светлый он приглашал меня наконец-то отдохнуть, побыть самим собой и пообщаться с самим собой.

 Другой вариант заставлял вернуться немного назад в прошлое, столкнуться с недоверием и подозрительностью подростка, погрузиться в серый мир человеческих отношений. Где-то недалеко клубится чернота страданий и раздражения, готовая поглотить меня и вынудить снова бороться за сохранение своей натуры.

 Видя, что я не двигаюсь и, восприняв это, как нежелание сделать усилие в его сторону, мальчишка побрёл ко мне, волоча палку за собой и пытаясь что-то прокричать мне. Я вдруг обнаружил, что он очень устал и переставляет ноги, превозмогая их нежелание делать это. Мне стало стыдно за промедление, заставившее его отдать последние силы, чтобы приблизиться ко мне. Понукнув коня, я направился навстречу маленькому человечку, затерявшемуся в безжалостном бытие.

 Подъехав вплотную, я увидел взмокшее лицо и мокрую рубашку, прилипшую к телу, услышал прерывистое тяжёлое дыхание. Соскочив с коня и повернувшись, я обнаружил перед собой мой посох, который протягивал… (здесь я вынужден сделать некоторое уточнение) протягивала запыхавшаяся девчонка, полудетскую грудь которой облегала сейчас мокрая ткань, неспособная теперь скрыть робкие остроконечные выпуклости.

 Не замечая предательского открытия, она продолжала играть роль мальчугана:

 - Извини, что я опять прерываю твоё путешествие, но я должен вернуть тебе вещь, которую ты забыл взять в первый раз. Когда я утром увидел заблудившуюся лошадь, одиноко топчущуюся вокруг стога с соломой, чудесный посох сразу понравился мне настолько, что я решил его взять себе. Тем более, что хозяина не было видно, да, к тому же, всё, что потеряно кем-то становится принадлежностью нашедшего.  

 Он (она) вопросительно взглянул на меня, чтобы убедиться в моём согласии с железной логикой рассуждений.

 - Я нёс его в руке, пока мои ноги не опутали волшебные верёвки, не позволяющие передвигать их вперёд. Такие случаи бывали в округе. Родители рассказывали нам об этом, объясняя, что лесные духи и лешие пленяют, таким образом, путников и затаскивают их затем к себе в дупла деревьев. Когда же ноги стали шагать назад, таща меня куда-то, я бросил посох под приметное дерево, чтобы потом легко найти, и принялся пугать лошадь, чтобы она пятилась в другую сторону. Уцепившись за уздечку обеими руками, я смог приостановить стремление ног убежать от меня назад. Был даже момент, когда я просто висел в воздухе между головой упирающейся лошади и невидимыми верёвками, тянущими в разные стороны. Когда же появился ты, забрал лошадь и верёвки, я нисколько не сомневался, что теперь ты попробуешь обманом завлечь меня в свою берлогу и постарался не поддаться на какие-либо чары.

 Он замолчал, опустил глаза вниз, обнаружил рубашку, прилипшей к груди, незаметным жестом дёрнул её за полу, заставив её снова беспорядочно встопорщиться вокруг худенького тела. Подняв глаза вверх и слегка покраснев, он-она взглянул(а) мне в глаза, ища свидетельства обнаружения мною её неосторожности или отсутствие таковых. Безмятежность, с которой я рассматривал орнамент посоха, убедила её, что поправка прошла незамеченной, и была надежда на мою предшествующую невнимательность, которую я постарался оправдать, оторвав глаза от рисунка старинных иероглифов и раздражённо спросив:

 - Почему же ты сразу не сказал мне о том, что посох остался лежать в лесу и позволил мне уехать?

 Совсем успокоившись, девчонка продолжала разыгрывать комедию, одурачивая незнакомца:

 - Пока я шёл домой, ведя за собой лошадь, всё, найденное у стога, стало уже моим. Когда же ты появился и отобрал мою лошадь, с вещами, которых я даже не успел как следует рассмотреть, я подумал, что такую несправедливость может хоть немного смягчить то, что посох остался моим. Хоть такой делёж и неравен, потому что ты забираешь и лошадь и вещи, мне ничего не оставалось, как принять это.

 Я засмеялся и медленно, тщательно разделяя слова, произнёс:

 - Я не терял ни коня, ни вещей, ни посоха…

 Перебив меня на полуфразе, мошенник (или мошенница, я совсем запутался) внушительно вставил:

 - Я так сразу и подумал, что лошадь и вещи не принадлежат тебе. Их потерял кто-то другой…

 Здесь уже я, не выдержав такого наглого вторжения, вклинился в его рассуждения:

 - Я не терял их потому, что просто оставил их рядом с собой, когда лёг спать в стогу соломы! Не мог же я предвидеть, что неподалёку будет проходить такой пройдоха, как ты, при приближении которого даже спать надо, сидя на коне и крепко вцепившись в мешки с вещами.

 Нимало не смутившись от весомости моих аргументов, собеседник (если можно его-её так назвать) продолжил:

 - Я нашёл мой посох и поспешил домой, потому что меня, наверное, уже потеряли, ведь я должен был вернуться с помощью ещё утром.

 Он укоризненно посмотрел на меня:

 - Но не от всякого первого встречного можно быстро избавиться. С некоторыми уже почти полдня пытаешься объяснить глубину их неблагодарности. Им ты находишь потерянную лошадь, возвращаешь забытые где-то вещи, а потом ещё вынужден выслушивать никому не нужные оправдания по поводу их рассеянности…

 Он замолчал, ожидая, видимо, когда же смысл слов произведёт нужное впечатление, и, обнаружив в глубине моих глаз возникшее недоумение перед такой очевидной наглостью вранья, продолжил:

 - Так вот, неся мой посох, я вдруг обнаружил вот на этом его конце возникшую голову маленького старичка, который, нагло смеясь, заявил, что посох теперь прилипнет к моим ладошкам и будет их жечь все сильнее, по мере удаления от тебя. Если я не хочу слишком обжечь руки, то должна, то есть должен как можно быстрее вернуть его тебе. И, конечно, он принялся греть ладошки всё сильнее, хотя я стоял на месте, как вкопанный. Только чуть позднее я понял, что это ты увеличиваешь расстояние, уезжая всё дальше, поэтому припустился в погоню за тобой, чтобы вернуть тебе вещь, которая, как ты сам признал, не принадлежит тебе.

 Я покрутил головой, постаравшись избежать лавины фальшивых доводов, скреплённых сомнительной логикой, отмахнулся от них, как от роя назойливых комаров и, неожиданно для себя, сказал:

 - Показывай дорогу. Возможно, я смогу чем-нибудь помочь твоему отцу.