Наш путь к монастырю занял в три раза больше времени, чем моё обычное возвращение и это несмотря на то, что мы перемещались на лошадях. При каждом удобном случае (когда никого не было поблизости) мы обнимали друг друга, перескакивали на одну лошадь, чтобы посидеть вместе, прижавшись, целовались, счастливо смеялись и играли, как дети.

 Ши стала меня теперь называть «горный дракон» и рассказала, что каждый раз, в момент нашего слияния, она видит огромного серого дракона, всплывающего в небо над чередой чёрных горных кряжей. Он парит над нами, распахнув перепончатые крылья, громовыми раскатами голоса потрясает долину вокруг нас и орошает огненным ливнем наши переплетённые тела.

Природа старается немного охладить наш любовный пыл, поливая сверху мелким холодным дождём или посыпая наши головы крошевом колючей снежной крупы, но наши порывы чувств окрашивают её серую промозглость в безмятежно - розовые тона, позволяя нам видеть и в этом только дополнительную возможность прижаться друг к другу, согреть губы поцелуем и раствориться во внутреннем тепле объятий.

 Прошло уже несколько дней, как мы въехали в русло ущелий, тянущих свои желоба до вертикальной стены, на которой приютился наш монастырь. Под ногами лошадей похрустывает свежий, ослепительно – белый снежок, затрудняющий им поиск пищи по вечерам. Для нас с Ши он не представляет никаких неудобств потому, что мы прячемся с головами в берлогу тёплых овечьих шкур, полотнище из которых купили в одном из последних городков равнины и спокойно спим до утра.

 Вот и сегодня, умывшись снеговой водой и растерев тела докрасна снеговыми шариками, мы продолжили неспешное движение вперёд. Когда утреннее солнце проглядывает в редкие колодца чистого небо, заставляя нас зажмуривать глаза от невыносимого сияния белизны, окружающей нас, то невозможно отвести глаз от прекрасного смеющегося лица Ши. Обрамлённое капельками влаги, сияющими на тяжёлом каскаде чёрных волос и на длинных стрелах ресниц, оно подобно образу волшебницы, решившей очаровать заблудившегося странника. Я счастлив и внутренне ликую от мысли, что оказался на месте этого путника и могу разделять свою любовь с весёлой волшебницей.

 Время близилось к полудню, когда, вдруг я натолкнулся на плотное облако горя и печали, сконцентрированное в русле горной долины. Немного отрезвев и насторожившись, я натянул повод, заставив коня застыть на месте. Ши обернулась ко мне, раскрыла рот, чтобы узнать причину такой неожиданной остановки, но, увидев моё лицо, осталась молчать, встревожено глядя на меня и вокруг.

 Оглядевшись, я обнаружил, что совсем недавно мы миновали жилище колдуньи. Теперь оно было сзади, почти готовое скрыться за очередным изгибом стен ущелья. И облако страдания и отчаяния медленно вытекало из зияющей черноты пустого проёма входа. Тревожным отличием от прошлых раз было отсутствие занавеса шкур, оберегающего внутреннее тепло, и была видна часть пещеры, на полу которой белело покрывало снега.

 Развернув коня, я поскакал назад и, приближаясь к лачуге, обратил внимание на множество скелетов лошадей и людей, разбросанных там и сям неподалёку. Произошло что-то страшное, непоправимое, и какая-то часть, осколок трагедии продолжал вибрировать болью и обречённым ожиданием смерти.

 Соскочив с седла рядом с хижиной, я бросился внутрь в предчувствии чего-то ужасного, но меня встретила тишина, оцепенение и отсутствие хозяев. Оглядевшись и не обнаружив никого, я остановился в недоумении, а затем медленно стал обходить пространство, внимательно разглядывая детали.

 Снег под ногами занесло ветром уже несколько дней назад. На части его поверхности, подставленной солнечным лучам, образовалась ледяная ажурная корочка. На остальной половине, сохраняющей пушистость и чистоту, не было ни следов человека, ни следов животных. Озадаченный, я прошёл в дальнюю нишу пещеры, где царил плотный мрак. Бесполезность зрения заставила меня переключиться на энергетическое видение и помогла обнаружить двух коз, беззаботно жующих сено, сваленное копной в углу, а затем увидеть фигуру великана Ляо, сидящего в глубине темноты, поджав ноги к груди и положив голову на колени.

 Сзади послышались осторожные шаги, и я резко обернулся, готовый к защите, но это была Ши, стоящая в центре снегового коврика, залитого солнечным светом. Не увидев меня, скрытого плотной тенью, она встревожено оглядывалась, пытаясь понять происходящее. Я отозвался из темноты, попросив её оставаться на месте, а затем снова обратил внимание на скорчившееся тело передо мной.

 Ляо был жив, но жизненные силы истекали из тела и уже давно. Внутри теплились остатки энергии, заставляющие организм бороться за жизнь, цепляться за самую крошечную искорку надежды. Не мешкая более, я подошёл к нему, положил руку на лоб и позвал его по имени. Мои глаза уже достаточно освоились с окружающей темнотой, чтобы разглядеть лицо с закрытыми глазами и искажённое гримасой боли. Я начал осматривать и ощупывать тело, натолкнувшись на сплошную коросту запёкшейся крови, покрывающую накидку из шкур на груди и спине.

 Подхватив обессиленное тело подмышки, я поволок его к свету, чтобы лучше разглядеть раны, причиняющие ему страдания. Вытащив великана из тёмной ниши, я положил его на каменный пол рядом со снеговым ковром, на котором стояла, вопросительно глядя на меня, встревоженная Ши.

 При свете дня стало видно, что всё тело Ляо было покрыто многочисленными ранами, оставленными саблями и стрелами. Попытавшись снять спёкшуюся от крови одежду, превратившуюся в негнущийся бурый панцирь, и, отказавшись от этой мысли, я достал нож и разрезал её.

 Мощное, но страшно исхудавшее тело Ляо представляло собой жалкое зрелище. На спине вздулись три огромных гнойника, скрывающие наконечники стрел, которые Ляо не смог вытащить, а тело пыталось изгнать своими средствами. Вокруг же этих бугров гноя остальная поверхность была испещрена длинными узорами рубленых ран, которые вздулись багровыми линиями. Наиболее глубокие из них ещё продолжали кровоточить.

Я попросил Ши принести перемётную суму, где хранились снадобья и травы, заготовленные для лечения ран. Приготавливая их для себя, я втайне надеялся, что они никогда не пригодятся, и теперь поздравил себя мысленно за предусмотрительность.

Ши вернулась, неся мешок, в котором я нашёл заготовленный резерв, и вместе с этим подала баночку с целебной мазью, объяснив, что это - секретное средство семьи Чжан, спасшее жизнь многим воинам клана.

Осторожно вскрыв верхние края гнойников, я смотрел, как наружу хлынул тягучий поток жёлто-кровавой жидкости, обнажая заплывшие кровью жала кусков металла.

 Ляо застонал и с усилием открыл воспалённые глаза. Туманным, ничего не понимающим взглядом он посмотрел вокруг, натолкнулся на моё лицо, напрягся, видимо, пытаясь вспомнить, кому оно принадлежит.

 С трудом разлепив пересохшие губы и раздвинув мышцы рта, стиснутого, казалось бы, навечно гримасой боли, он хрипло прошептал:

 «Я долго ждал тебя. Теперь, когда мамы нет, только ты можешь помочь мне».

 Глаза заволокло пеленой забытья и сознание Ляо приготовилось снова нырнуть в пучину лихорадочного бреда, но неимоверным усилием ему удалось удержаться на поверхности:

 «Я уже не надеялся тебя увидеть и приготовился умереть». 

 Его голова упала на грудь, когда он снова потерял сознание…

Я промывал его раны, засыпал их сухими травами и накладывал слой мазей. Осматривая тело энергетически, можно было подивиться тому, что при таком количестве повреждений, оно продолжало отчаянно бороться за жизнь.

 Когда всё было закончено, Ши передала мне неширокое длинное полотнище тонкой материи, которой мы обмотали всё тело раненого. Всё ещё лёжа без сознания, с чрезвычайно осунувшимся лицом, впавшими глазницами и замотанный в кусок материи, он напоминал мертвеца, которого подготовили для захоронения.

Надев на него тёплую рубаху, которая была у меня в запасе, и накинув толстый стёганый халат, я понёс его к лошади. Открыв глаза, Ляо удивлённо смотрел в небо, с плывущими облаками и прошептал : « Так мама несла меня на руках, когда мы убегали в горы, прячась от тех, кто искал нас, чтобы убить».

 Он хотел что-то ещё сказать, но слова забулькали в горле, смешиваясь с хрипом, кашлем и выразились в нескольких сгустках крови, которую он выплюнул на землю. С помощью Ши, я посадил его на лошадь, и крепко привязал ноги к седлу, чтобы уберечь от падения, если он потеряет сознание. Впрочем, почему «если», в таком состоянии – это единственное убежище для рассудка – спрятаться, укрыться в каком-то уголке себя, чтобы не слышать доносившуюся из других частей тела стоны и вопли страданий.

 Самой главной заботой для нас стало, как можно быстрей добраться до монастыря, где настоятель сможет помочь Ляо, применив свои чудодейственные способности. Стараясь, всё же не слишком трясти обессиленное тело больного быстрой скачкой, мы помчались в глубь гор, навстречу своим надеждам и заботе наставника.

 Изредка, Ляо приходил в сознание, чтобы попросить пить, а затем снова впадал в беспамятство. Только перебрасываясь короткими репликами, мы с Ши обратили всё внимание на раненого, которого заботливо поддерживали с двух сторон. Насколько жизнь казалась мне радужной ещё утром, настолько жёсткой, безжалостной она проявилась сейчас.

 Свет уже померк в котловине ущелья, хотя где-то наверху ещё были видны последние лучи заходящего солнца, когда мы вынырнули из-за последнего поворота, чтобы увидеть вдалеке громаду знакомой горы и небольшое пятно строений, зацепившихся за карниз.

 Я указал рукой на близость цели нашей скачки, на что Ши кивнула головой, продолжая внимательно следить за положением тела Ляо, начавшего понемногу сползать с седла. Почувствовав близость жилья и возможность желанного отдыха, лошади дружно прибавили скорости и мчались вдоль бурлящего, вздувшегося речного потока, развевая на ветру гривы и хвосты.

 Вскоре мы приблизились настолько, что стали видны огни факелов, суетящихся на террасе храма. Затем стали различимы тёмные силуэты монахов и, наконец, обнаружился, стоящий на краю, настоятель, наклонившийся вниз и с тревогой вглядывающийся в темноту ущелья.

-         Это я, учитель, не один, а с гостьей и больным! – закричал я, подскакав к отвесному склону.

-         Радостную новость твоего приближения я почувствовал ещё вчера, но ожидал прибытия только послезавтра, судя по черепашьей скорости вашего передвижения, но потом обнаружил, что вас ужалила какая-то спешка. Мы спускаем уже корзину для подъёма гостей! – выкрикнул в ответ учитель зычным голосом.

 Через несколько томительных мгновений над нашими головами проявилась огромная плетёная ёмкость, способная поднять сразу и раненого и Ши. Я последовал за ними привычным путём – по верёвочной лестнице - и оказался на площадке монастыря чуть раньше, чем показалась корзина.

 Бросившись в объятья наставника, я сжал его в порыве радости, на мгновение почувствовав себя маленьким десятилетним мальчишкой.

 Ничего не произнеся вслух, мы обменялись лавиной приветствий и радостных чувств во внутреннем вихре обретённого единства. Затем, не мешкая и отложив объяснения на более благоприятный момент, принялись помогать братьям в приёме гостей.

 Увидев Ши, грациозно, по кошачьи, спрыгнувшую на площадку из сети подъёмника, наставник бросил на неё оценивающий взгляд и, повернувшись ко мне, сказал: «Надо отметить хороший вкус у судьбы, преподнёсшей тебе такой подарок». Обнаружив безжизненное тело великана, замотанного в кокон материи, он отложил свои насмешливые любезности в сторону и приказал отнести Ляо в одну из келий.

 Во время осмотра и последующих лечебных манипуляций настоятель был очень немногословен, давал короткие чёткие указания, которые мы спешили выполнить. Когда необходимое было сделано, он велел нам всем удалиться, чтобы поработать с больным энергетически. Все немедленно вышли, а я замешкался на пороге, не решаясь попросить учителя разрешения остаться, но, в то же время, не желая упускать такую возможность присутствовать во время его энергетических манипуляций.

 Взглянув на меня и улыбнувшись, настоятель сказал: «Разумеется, это указание не касается тебя. Ты не только можешь, но и должен остаться, чтобы продолжить своё обучение, прерванное любовными похождениями».

 Разведя руки в стороны, он образовал перед собой большой шар фиолетовой энергии, который положил, затем, на закутанное тело, лежащее перед ним. Внутри шара возник двойной смерчик энергии тёмно-красного цвета, подобный двум водоворотам, трущимся боками друг о друга, и принялся медленно опускаться от головы Ляо к ногам. В зонах тела, пострадавших от ранений, он останавливался на некоторое время, чтобы, после разбития комков жёсткой неподвижной тёмно-коричневой энергии, продолжить путь. Спустившись до стоп и повертевшись некоторое время там, чтобы оживить приток энергии Земли в иссушённое страданиями тело, смерчики направились вверх, останавливаясь в тех уровнях, где энергия болезни уже попыталась отвоевать свои права на размещение.

 Шесть раз неутомимые вихри проделали путь в обе стороны, пока не вычистили энергию тела настолько, что на смену бурым сгусткам болезненной энергии в слабых зонах зажглись очаги оранжевого цвета. Смерчики исчезли, уступив место ореолу желто-зелёного цвета, окружившему тело со всех сторон и проникающему в тело через кожу. Видимо, это изменение было приятным для Ляо, потому что он вдруг начал улыбаться и что-то лепетать во сне.

 Настоятель сидел неподвижно, закрыв глаза и что-то внимательно разглядывая внутри натуры больного. Вдруг, не раскрывая глаз, он жестко сказал: «Его мать погибла, защищая путь солдатам, посланным для наказания нашего монастыря».

 Я приготовился слушать дальше какие-то последующие объяснения, но учитель молчал.

 Ореол, насытивший тело больного, исчез и стали возникать оси энергии разного цвета, пронзающие тело в зонах энергетических дворцов. После двух тысяч триста восемнадцати биений моего сердца эти оси превратились в шары энергии, внедрившиеся в тело и принявшиеся раскручивать внутреннюю энергию. Прошло ещё тысяча четыреста тридцать две пульсации, прежде чем наставник открыл глаза, посмотрел на меня, осоловевшего от неподвижности, тепла и внимательного наблюдения, и, улыбнувшись, сказал: «Теперь, по-моему, есть надежда на выздоровление. Ему (он кивнул в сторону лежащего Ляо) повезло, что ты обнаружил его сегодня, а не два дня спустя. Хотя, два дня спустя ты бы его уже и не обнаружил – облако надежды, звавшее тебя, уже бы исчезло».

 Он помолчал, испытующе глядя на меня и мягко улыбаясь, прежде чем продолжить: «Я даже и не знаю, благодарить тебя или возмутиться насмешкам судьбы, но тебе удалось обрушить на мою голову часть того прошлого, которое я почти успешно умудрился забыть».

 Моя расслабленность слетела, как по мановению ока, уступив место встревоженности. Я лихорадочно принялся перебирать в уме все свои поступки, могущие подпасть под такое обвинение и, к своему ужасу, обнаружил, что почти все  они могут быть таковыми.

 Опустив голову, избегая пристального взгляда учителя, я почувствовал, как снова становлюсь маленьким мальчишкой, старательно выполняющим задания наставника и робеющим при неизбежных порицаниях.

-         Наставник, объясни, пожалуйста, мои ошибки и я постараюсь не повторять их в будущем.

 Ожидая ответа, я поднял глаза и встретился с улыбкой, совершенно не вяжущейся со смыслом предыдущей фразы.

 - Маленький негодник, ты обнаружил где-то и притащил в монастырь моего сына, о существовании которого я даже и не подозревал.