Я лежу, запрокинув голову и прищурив глаза, на круглой площадке верхнего уровня и рассматриваю хитроумный узор сплетения длинных остроконечных листьев бамбуков, вздрагивающие от ударов крупных дождевых капель. Серо-чёрное небо бесчисленных мрачных туч застыло, кажется, навсегда над тёмно-зелёной крышей бамбукового леса. Осколки капель, разбивающихся на поверхности длинных наконечников листьев, повисают плотной водяной пыльцой в неподвижной тяжёлой тропической духоте воздуха, чтобы, в неспешном скольжении, постепенно опускаться в глубину лесной чащи. Эта липкая завеса обволакивает круглую крышу над моей головой, заполняет пространство террасы вокруг меня и какой-то своей частью стремится ласково прильнуть к поверхности кожи вокруг глаз, лечь на брови и ресницы.

 Уже третью зиму я коротаю длинный сезон дождей в укромном уголке густой лесной чащи в приятном обществе моей обворожительной Ши, утопая в её любви, ласковом внимании, нежности взглядов, слов и бесконечном водопаде тёплой влаги, извергающейся с небес.

 Прошло уже почти три года, как мы покинули гостеприимный монастырь, чтобы, с первыми весенними лучами солнца направиться, сначала в объятья отца Ши – генерала Чжан, а затем, сюда, в резиденцию «трёх добродетелей». Полученная в качестве свадебного подарка от главы клана бугуаней, усадьба оказалась очень удобной для жизни тех, кому нравится быть в центре повседневной суматохи лесных обитателей и, в то же время, она ревностно защищёна от любого внешнего влияния. 

 Жителей у нас здесь не много. Ши забрала с собой из дома отца только двух любимых служанок, приказав им немедленно выйти замуж, да ещё - великолепного повара – пожилого весельчака, с женой и сыном. Военачальник добавил нам гарнизон из четырёх опытных стражников, которые несут охрану поместья и оберегают наши жизни, особенно, в периоды моего отсутствия.

  Вот и всё, кроме этой крошечной горстки людей, на три дня пути вокруг нет ни единого поселения, заслуживающего право называться хотя - бы деревней. Несколько одиноких охотников на кайманов, ютящихся в хижинах, разбросанных по берегам реки, да, поднимающийся раз в месяц на своей джонке, торговец – вот и все представители человечества, виденные мною за последние два года.

 Моё внимание привлекла пёстро разукрашенная птица, вдруг прилетевшая   невесть - откуда и усевшаяся на тонкую ветку, вызвав бурное падение тяжёлых капель, сорвавшихся с листьев. Не обращая на меня внимания, она принялась деловито обследовать укромные уголки – нишки между стволом и началом веток, что-то выклёвывать и по спирали спускалась всё ниже. Её грация и лёгкость перемещения по гладкой полированной поверхности бамбукового ствола заворожила меня и отвлекла от мерного потока мыслей, раскручивающих свою тугую пружину где-то в голове. Но вот она исчезла из моего поля зрения, опустившись ниже поверхности, на которой я распластался, и в поисках пищи для наблюдений, мои глаза снова поднялись к мокрой толще неба.

 В первый сезон дождей, захвативший нас в плен монотонности постоянной серости уныния, я пытался сопротивляться и днями напролёт старался разорвать вялую пелену туч, чтобы позволить солнцу окрасить радостью яркого света наш лесной уголок. Но каждый раз это заканчивалось протестом небес, насылающих короткие, но яростные ураганы ветров, поддерживаемых утроенной силой, настойчивостью и неукротимостью полчищ разгневанных туч. «Ты можешь, конечно, продолжать забавляться, но Небо получает право ответа» - сказала мне Ши, когда, в очередной раз мне потребовалось лезть на крышу, чтобы укреплять сорванные дощечки. В конце концов, даже я понял, что ни к чему дразнить богов стихий и не следует мешать естественному чередованию сезонов.

 Одумавшись или, может, устав выискивать бамбуковые плашки крыш, унесённые ветром в путаницу близлежащих кустов, я решил не вмешиваться в монотонность жизни богов, а использовать это время для воспитания себя.

 Теперь, когда нечего делать или когда все дневные дела сделаны, мне нравится лежать здесь, на краю террасы и смотреть на серый купол туч, неповоротливыми тушами нависших над лесом и немилосердно поливающих нас избытками своего раздражения. Я представляю себе толстых тётушек, сталкивающихся толстыми задами, плечами, грудью друг с другом, недовольных этими соприкосновениями, постоянно раздраженных невозможностью отстраниться. Тогда они изливают накопленное содержимое на, ни в чём неповинные головы землян, наполняя их мысли тоской, необъяснимым чувством вины за что-то, подавленностью и безысходностью. Те, в свою очередь, оглядываются вокруг, ища причину своего раздражения, и находят её, обнаруживая рядом кого-нибудь из своих домочадцев.

 Мысленно я окинул вниманием пространство вокруг и поздравил себя с тем, что не ищу кого-то, чтобы выместить уныние, заполонившее меня.

 Двумя ярусами ниже слышны отголоски разговора, ведущегося на довольно высоких тонах, между Ши и, приехавшими вчера её братом и сестрой. Последнее время они что-то зачастили в гости. Приедут, проходят, не глядя на меня, а устремив взгляд в пол и загадочно улыбаясь, на уровень, где Ши обосновала свой мирок, и подолгу разговаривают с ней о чём-то.

 Каждый раз они уезжают на следующий вечер, продолжая совершенно игнорировать моё присутствие и попытки привлечь их внимание каким-либо словом.

 Ещё после первого такого визита Ши объяснила мне, что ни брат, ни сестра не могут простить мне разрушенние своих жизней, и просила меня запастись терпением и пониманием трагедии их судеб. Дана я обрёк на жалкую жизнь калеки, а Лихуа лишил близости любимого человека, поэтому у них есть все права относиться ко мне прохладно. Она уверяла, что, со временем, их обиды растворятся, пропасть отчуждения сгладится. Родственникам придётся смириться с неизбежным, и в клане Чжан, наконец-то, воцарит мир. В ответ на эти успокоительные увещевания я внутренне хмыкнул, изрядно сомневаясь в способности её брата и сестры отложить в сторону кинжал мстительных надежд.

 Сегодня - их седьмой визит к нам, но никаких признаков оттаивания ледяной злобы или смягчения ядовитой ненависти не наблюдается. Та же, теперь уже привычная, процедура – знаки тревоги при вторжении каких-то чужаков на нашу территорию, дозорный идёт выяснять причину, ведёт мрачную парочку в нашу башню, сопровождающих солдат – в столовую и затем Ши вынуждена о чём-то спорить с ними, иногда гневно протестовать.

 Когда я, обеспокоенный перепалкой, вспыхнувшей уже при первой встрече, попытался вмешаться, войдя в комнату и спросив Ши, не нужна ли моя помощь, Лихуа застыла, смотря себе под ноги со злорадной улыбкой, а Дан зашипел возмущённые фразы о неотёсанности мужланов, обливая меня взглядом, полным смрада забродившей злобы. Ши поспешила успокоить меня, объяснив, что идёт обсуждение семейных проблем, которые очень далеки и неприятны, и что она очень не хотела - бы, чтобы я соприкасался с их грязью.

 Когда же гости уехали, и мы сидели, обнявшись, на верхней террасе, она попросила меня пообещать ей, что я никогда не буду вмешиваться в проблемы, беспокоящие её родственников. И, в ответ на моё молчание, добавила, что ей нравится моя чистая, доверчивая и добрая натура, которую надо оберегать от отравы семейных дрязг. «Ты мне дорог таким - большим, сильным и, одновременно, наивным ребёнком. Я люблю тебя таким!»…

 Стали опускаться сумерки и зрительные впечатления начали замещаться слуховыми – звуки падения крупных капель на поверхность листьев начали звучать по-разному – где-то звучно шмякаясь, где-то – с шелестом или лёгким шёпотом.

 Голоса внизу смолкли. После ожесточённой «беседы», обычно, гости направлялись поужинать, а Ши поднималась ко мне, садилась рядышком, наклонялась к моей мокрой от дождевых капель голове и замирала, обняв её.

 Слышны лёгкие шаги, в полумраке проявился хрупкий силуэт моей любимой. В отличие от прошлых раз, сейчас от него веет какой-то грустью, замурованной в глубине тела печалью, которую она пытается отбросить, удержать на расстоянии. Последний раз такое случилось с Ши, когда мы сидели, обнявшись, и она прошептала, что очень хочет подарить мне много «маленьких дракончиков», но почему-то не может, несмотря на то, что наставник излечил её от бесплодия…

 Я сначала совершенно не понял, о чём она говорит, но услышал звонкий детский плач из соседнего дома, где живут семьи служанок, и связал одно с другим. Ши очень любит детей, но пока не смогла дать жизнь ни одному из них. Периодически у нас появляется надежда, Ши преображается и шепчет мне, что, кажется, в ней поселилась новая жизнь. Она становится бережной к себе, осторожно поднимается по ступенькам лестниц, избегает резких движений,  совершенно преображается, но два месяца спустя, в страшных болях и спазмах теряет много крови и искорку надежды…

 Разглядев распластанное на полу тело, она тихонько подошла, присела возле меня, обняла голову, прижалась, и я почувствовал, что её тело вздрагивает от задавленных в его недрах рыданий.

 «Почему ты не хочешь поделиться со мною тем, что делает тебе больно? – прошептал я. – Вместе нам было бы проще справиться с любыми невзгодами. Расскажи мне. Позволь мне помочь тебе».

 Я обнял её дрожащее тело, принялся наполнять страдающий в горе зажатого страдания комочек дорогой мне жизни энергией счастья, спокойствия, но застыл в недоумённом смятении, когда левая рука натолкнулась на жёсткий металлический предмет, торчащий в боку Ши.

  От моего прикосновения тело Ши взметнулось в спазме боли, изо рта попытались вырваться какие-то звуки, видимо уже некоторое время ищущие выхода, но сменились тихим гортанным хрипом, за которым наружу хлынул поток крови. Она продолжала пытаться что-то сказать, глаза её смотрели мимо меня с невыразимой тоской и надеждой быть услышанной на какую-то, только ей видимую точку. Её рука потянулась в сторону невидимого собеседника, но, не в силах закончить движение, упала мне на лицо. Тело Ши изогнулось в отчаянной попытке сделать ещё хоть один вдох и вдруг обмякло, лишившись элексира жизни и превратившись в опустевший приют теней.

 Вскочив на ноги, я подхватил Ши, перевернул навзничь, чтобы помочь жидкостям вытекать изо рта, оставляя возможность дышать. Потерявшая сознание моя любимая безвольно висела на моих руках, бессильно опустив руки и ноги и спрятав лицо в чёрном шлейфе густых волос, струящемся потоком вокруг головы. Нелепо и зловеще поднимала тело и оскаленную пасть свившаяся спиралью кобра, знакомая мне по куралесице временной чехарды, явившаяся теперь в виде рукоятки кинжала.

 Оглушительно громко прокричав, в сторону соседних домов, приказ немедленно собраться всем в зале нашей башни, я поспешно бросился вниз по узкой спиралевидной лестнице. Ши не дышала и начала потихоньку проявляться над омертвевшим телом в виде струек лёгкой розовой энергии. Скатываясь почти кубарем на первый этаж дома, я старался увещевать её потерпеть чуть-чуть, не покидать физическую часть, обещая сейчас же помочь ей.

 Осторожно положив её на топчан, я ухватился за морду рукоятки, чтобы вытащить лезвие из глубины грудной клетки и, таким образом, помочь Ши сделать вдох, но во время остановился, потому что обнаружил, что остриё кинжала – заколки пробило и находится внутри толстой подключичной вены, горизонтально проходящей по верхушке лёгкого. Стоит только выдернуть кончик, и поток крови хлынет из пробитого сосуда внутрь лёгкого и тогда уже ничто не спасёт мою родную от катастрофы.

 Стали собираться наши домочадцы, испуганно и непонимающе – ошарашено глядя на нас.

 Не поднимая головы, я потребовал срочно приготовить много горячей воды, перевязочной ткани, принести мой сундучок с лекарствами. Одновременно, отбросив запрет, данный самому себе когда-то, никогда не влиять на какую-либо часть жизни или тела Ши энергетически, мой энергетический двойник нырнул внутрь полуопустевшего пространства материальной части дорогого мне существа и принялся объединять остатки жизненных сил в наиболее жизненно важных зонах. Стараясь не терять ни единого из драгоценных мгновений времени, когда натура Ши продолжала из последних сил цепляться за жизнь тела, я наполнил активностью все центры, каналы и органы. Вместе с внутренним подкреплением, я старался собрать воедино частицы натуры, покидающие тело, неспособное возобновить один из главных процессов – дыхание.

 Принесли всё необходимое для медицинского воздействия на умирающий организм и, продолжая замещать собой практически все жизненно важные процессы энергетической части, я принялся окружать кончик лезвия, перекрывшего вену, самым плотным, на какой только был способен, сгустком энергии, долженствующим заткнуть дыру кровяной пробкой, после того, как вытащу нож.

 Собрав необходимые силы и уплотнив их, я начал осторожно вытаскивать остриё, сразу же заполняя освободившееся пространство сворачивающейся кровью. Когда вена была свободна и опасность излияния крови миновала, я попросил одну из служанок осторожно вдувать воздух через ноздри Ши, делать это частыми воздушными толчками, чтобы ткани головы и груди начали получать элексир жизни. Вместе с тем, мужу служанки я указал на пузырёк с мазью, которой следует намазать внутренние уголки глаз Ши. «Протряхивающий препарат», как его называет наставник, начнёт оказывать действие непосредственно на мозг, оживляя, пробуждая к жизни, протряхивая, одним словом.

 Круглое лезвие кинжала наконец-то покинуло часть лёгкого, пробитую снизу вверх по диагонали, и теперь нужно не впустить внешний воздух через открывающееся отверстие раны, поэтому, я схватил снадобье, приготовленное из муксусных желез крота, замешанных на жёлтой глине и корешках горного двухголовника. Откусив небольшую часть неприятно пахнущего куска, я принялся разжёвывать, смешивая со слюной и делая её мягкой. Закончив приготовление, я обложил края раны этим составом и мягко заполнил пространство как можно глубже. Вытащив полностью лезвие, я залепил полностью пробитую поверхность кожи и приготовился наложить повязку, как вдруг меня пробило ужасной догадкой, от которой всё внутри похолодело, закричало, отказываясь поверить, взмолилось, чтобы этого не было…

Кинжал был намазан ядом, парализующим головной мозг и разрушающим его существование!!!

 Я сражался с меньшей частью беды, позволив основной совершить непоправимое!!!

 Животная, физическая часть тела моей любимой продолжало цепляться за осколки жизни, в то время, как натура уже покинула отравленные ткани, растворяющиеся, словно снежинки!!!

 В отчаянном бессилии я взвыл, упав на колени и обняв бездыханное тело. Мой двойник, ожесточённо занимающийся наполнением тела Ши энергией, нырнул в пространство её головы и с ужасом убедился в непоправимости случившегося. Яростным драконом он взметнулся над нами и в бешенстве затряс окружающее пространство, раздирая его на клочки.

 Вокруг поднялись крики, началась паника, когда башня, словно ожив, приподнялась, выдернув некоторые столбы из земли, и, неловко осев, завалилась набок, погребя в обломках тела всех, кто был внутри…