Уже в течение восьми сезонов я безуспешно пытаюсь понять, как мой наставник умудрялся сочетать управление монастырской жизнью с наполнением собственной смыслом существования!..

 Словно бесконечная вереница овечек, неспешно плетущихся в узкой долине, проходили дни жаркого лета, затем, не слишком жаркой осени и, наконец, совсем не жаркой зимы в мерной жизни монастырских забот.

 Все части храмовых ритуалов, житейские проблемы запаса провизии, здоровье и самочувствие монахов – это и ещё многое другое, часто неожиданное, но не менее важное, легло ежедневной обязанностью на мои плечи.

 Да что там плечи!

 Непомерным грузом ответственность согнула мне спину, одурманила голову, заполонила мысли и отняла то, чем я дорожил больше всего – свободу!

  Раннее утро начиналось с молитв и медитации в храме, затем утренняя встряска тела физическими и боевыми упражнениями. Завтрак сменялся на работы по хозяйству и раздачу поручений на день всем желающим трудиться.

 Дни, когда наставник не исчезал из монастыря по каким-то личным, как он говорил, «прощальным» делам, наполнялись беседами, спорами на различные, часто совершенно неожиданные темы. Это происходило или на террасе, в хорошую погоду, или в храме, при ненастье. А так как речь шла обычно о том, что волновало всех, например, «Что важнее, зрение или слух?» или «Как понять свой путь судьбы?» или вот ещё «Где хранится здоровье?», то все братья, свободные от работ, заворожено слушали, заинтересованно переспрашивали, обсуждали между собой услышанное и понятое.

 Самое удивительное для меня в этом было открытие, что каждый создавал свою систему понятого, часто совершенно отличающуюся от других. Споры, дискуссии иногда настолько разгорались, что наставник вынужден был вступать в обсуждение и успокаивать разгорячённые рассудки. Чаще всего в таком дополнительном уточнение оказывалось, что ни один из спорщиков не оказывался правым, и тогда всё заканчивалось всеобщим взрывом хохота.

 Для меня такие случаи открыли, что суть любой фразы, понятия изменяется, проникая в натуру каждого человека, становясь его принадлежностью и, в тоже время, совершенно отличается от результата, произошедшего в натуре другого человека.

 Когда я поделился с наставником своим наблюдением, сказав, что видимо, неважно, что говорить людям, всё равно они исказят твои слова до неузнаваемости, он внимательно посмотрел на меня и согласился:

-         Чаще всего, самое сложное в общении с людьми – это найти нужный набор слов, образов, помогающий им вобрать истинный смысл, который ты хочешь передать им. И, если ты овладел мастерством убеждения, дорожка к пониманию другими рассудками становится всё более извилистой, чтобы слушатели не догадались о сути речи до момента окончания беседы. Это правило позволяло мне удерживать твоё внимание при объяснении сложных вещей, несмотря на мальчишескую непоседливость и обострённое чувство поиска истины.

 Учитель помолчал немного, давая мне возможность нырнуть в детство и вынырнуть оттуда с охапкой воспоминаний.

-         Проще всего быть понятым, если ты видишь форму натуры слушателей и образами, с правильно подобранными словами, изменяешь её.

 После таких, часто ставящих меня в тупик, бесед, никто не отменял внутри монастырские работы, ужин, вечернюю службу в храме – полезность и качество этого теперь зависело от меня и если что-то не ладилось, то вопросительные или укоризненные взгляды доставались тоже мне…

 Покончив, а, вернее, отмахнувшись от мирских забот, я мчался в подземелье, чтобы окунуться в иной мир, где ключом бурлили дискуссии между двумя взаимно оскорблёнными и не прощающими друг другу внутренней неуязвимости, отшельниками.

 Мой приход обычно ничего не менял в манере их общения. Словно два разъярённых петуха, они продолжали наскакивать друг на друга, стараясь уязвительнее выразить своё понимание положения соседа, только во фразах начинали появляться ссылки на моё мнение или призывы к моему вниманию или, ещё чаще, попытки от моего имени усилить собственную позицию.

 Уже привыкнув к их словесным перепалкам, вобрав наиболее отменную часть оскорбительных выражений, завуалированных лёгкой драпировкой уважительных эпитетов, и даже проверив некоторые из них на каком-либо из собеседников, я теперь сразу начинал говорить о чём-либо серьёзном и сложном для моего понимания. Возникала пауза замешательства, когда увлёкшиеся собственными изысканиями, ссорщики обнаруживали своего бездарного ученика требующим каких-то объяснений…

 Затем вторая пауза взаимного соглашения быть более снисходительными с этим примитивным созданием…

 И, наконец, третья, после которой «небесный учитель» начинал терпеливо объяснять мне основные положения более – менее сносного существования в энергетическом мире.

-         Всё значимо в энергетических отношениях. Каждый образ, застрявший в твоей памяти, может быть использован для влияния на твои решения выбора действий – это, как мне кажется, тебе не так уж сложно понять, юноша. Ступень посложнее: каждый образ, завязший в твоей натуре, может быть употреблён для воздействия на других людей, принявших участие, пусть даже самое незначительное, в событии, оставившем след в этом образе. Обнаружить после этого виновника созданной «шалости» почти невозможно – совершенно отсутствуют прямые связи кармического резонанса, а действие проявляется во всей силе влияния.

 Следующая пауза явного сердоболия для того, чтобы витиеватости фраз нашли-таки путь к осознанию смысла ограниченным разумом ученика.

-         Ещё более хитроумное использование неосторожно проявленного следа образа в натуре получается при создании нового, дополнительного образа, вступающего в реакцию с образом – мишенью.

 Короткая пауза, подчёркивающая значительность сказанного.

-         В таком случае выбор взаимодействия зависит только от степени извращённости… хм,… я, конечно, хотел сказать - изощрённости характера мастера… Это может быть образ, обогащающий начальный след, или образ, раздражающий натуру, носящую в себе след, или образ, стремящийся, якобы, разрушить этот, ставший почему-то важным для натуры, след, а уж совсем в экстремальных условиях, создаётся образ, якобы направленный на разрушение основных устоев натуры, неосторожно сохранившей след.

 Здесь вмешивается Лотос Тай Цзы, до того только периодически хмыкающий в тщетных усилиях напомнить о своём присутствии:

-         Не слишком ли мудрёно разложено объяснение? Не прячет ли такая манера попытку завуалировать слабости аргументов?

 На что небесный учитель без малейшего колебания парирует:

-         Напротив, я стараюсь быть максимально правильно понятым своим учеником. Это является основным желанием каждого учителя! А для понимания сознанием, закисшим в постоянном одиночестве сырой норы в недрах горы, мне, конечно бы пришлось выбирать наиболее примитивные фразы, содержащие не больше трёх звуков! И не перебивайте речь неуместными репликами! У нас с вами ещё будет возможность посостязаться в остроте мышления в отсутствие хрупкого рассудка моего ученика!

 И игнорируя очередное приглушённое хмыкание, обращение ко мне:

- В последнем случае и натура честно старается предпринять какие-то экстренные меры собственного спасения, теряясь в поисках лекарства, и блюстители порядка обнаруживают только необъяснимые перебои в развитие ситуаций и даже высшие структуры, подчиняющие себе судьбы человеческой мелюзги, вынуждены расписаться в бессилие. Для примера тебе достаточно вспомнить сцену твоего освобождения от бремени обучения бабьему ремеслу – «плетению никому не нужных косичек».

-         Вот здесь я никак не могу согласиться с вами, уважаемый докладчик, - не удержался от язвительного замечания Лотос Тай Цзы. – ведь умение играть нитями нескольких, пусть даже придуманных судеб…

-         А вам никто и слова-то не давал! – оборвал его на полуслове неумолимый оратор. – Много вам помогло это «искусство» в выбранной судьбе? Да что я говорю? С чего это, «выбранной»! Точнее будет сказать – навязанной! Вы – не хозяин своей судьбы, а жалкий слуга! Да, да! У вас нет права выбора, нет возможности отказаться, нет сил остаться глухим к распоряжениям богов и их посланников! Заранее прошу прощения, но не могу отказать себе в удовольствие добавить, что у вас нет даже механизма, позволяющего выпроводить с вашего пространства, с вашей территории, с ваших «глаз» наглеца, вторгшегося и распоряжающегося, как у себя дома! Так что, уж молчите, неуважаемый, и молитесь, плетя косички, что может быть, мне когда нибудь надоест пребывание в этой затхлой пещерке и я милостиво приму решение переселиться в какое-нибудь местечко поприветлевее!

-         Наглость ещё никого не делала счастливым! – осмелился возразить Лотос в порыве отчаяния.

-         И здесь мой ограниченный догмами собеседник только ещё более красочно продемонстрировал свою рабскую натуру! – воскликнул неукротимый бунтарь, разошедшийся в раже полемики. – Наглость, как вы называете это бесценное качество, даёт мне гораздо большее – СВОБОДУ!!! Свобода – это единственное право самому выбирать свои ошибки!!!… или – свои достижения!!!

 Воцарилась глубокая тишина, весомо подчёркивающая степень ошеломления слушателей.

 Удовлетворившись произведённым эффектом, «небесный учитель» спокойно продолжил фразу, обращённую ко мне:

-         Именно благодаря такому подходу свободолюбцев к использованию следов ситуаций, даосские небожители продолжают ломать головы в поисках обладателя пушистой задницы, оставшейся образом – шоком и для твоей и для остальных «почтительно чистеньких» натур.

 Ещё одна внушительная пауза и:

  - Да, кстати, сегодня исполняется двести двадцать второй день с момента, упомянутого выше, события. Теперь я могу сообщить приятную, для утомлённого моим присутствием хозяина, новость. Ночью я покину ваше убогое пристанище и, хочется верить, навсегда!

 На наше уважительно-вопросительно-оскорблённое молчание, он пояснил:

-         Истекает законный срок поисков виновника оскорбительного образа и дело об оскорблении небожителей закрывается! Теперь я могу спокойно вернуться в храм, любезно предоставленный в моё распоряжение этим юношей, чтобы продолжить его просвещение в более гуманных условиях!

 Насладившись произведённым эффектом, небесный учитель мягко, почти незаметно заскользил старческим телом, окружённым развевающимся балахоном потёртого халата, ко мне, прикоснулся к левому уху невесомым облачком поджатых губ и еле слышно замурлыкало совершенно забытую песенку про малыша. Я невольно отшатнулся потому, что мелодия и слова взорвались в мозгах грохотом и пронзительной болью.

 Всё ещё тряся головой и протирая глаза от навернувшихся слёз, я принялся оглядываться, ища «шутника», с такой лёгкостью ошеломившего меня и нашёл его сидящим в строгой позе «полураскрывшегося лотоса» в центре монады зала. Теперь старец застыл в торжественной позиции тела, закрыв глаза и сложив костлявые пальцы в мудру «перевёрнутой чаши». Такая ситуация, как объяснял мне когда-то учитель (мой земной учитель, настоятель Дэ), обозначает важность момента, необходимость хранить молчание и энергетическое спокойствие.

 Не мешкая, я приблизился к сидящей фигуре и сел напротив. Закрыв глаза и охватив пространство зала энергетическим вниманием, я погрузился в ожидание последующего развития нитей, рождённой небесным учителем, ситуации.

 Найдя её рисунок, я стал рассматривать рождающиеся узелки, сплетающие многослойные узоры и объединяющие их в реализующуюся форму.

 То ли внутри головы, то ли вне, заструился еле слышный ручеёк шёпота, пронизывающего моё сознание и заставившего кожу тела покрыться «гусиной кожей»:

-         В продолжение беседы о знаках, внедряемых в чью-то натуру, и безнадёжной уязвимости её после этого, теперь я хочу объяснить тебе роль «ошейников», создаваемых для удержания на привязи непослушных и, особенно, непокорных «псов».

 Повисла вязкая тишина, во время которой у меня оказалось достаточно времени, чтобы полностью примерить и оценить образ «ошейника», а также «непокорного пса» на себя.

-         Разница в том, что «ошейник» создаёт, по собственной воле, чаще всего по чьёму-то доброму совету, сама натура, чтобы сохранять свою целостность в трудные и критические моменты испытаний. Без всяких сомнений можно отметить, что такая техника важна и полезна, но…

 Вязкость паузы натянулась тонкой металлической струной и принялась противно звенеть. Наконец:

-         она настолько расхожа, часта в применениях, что становится слишком очевидной. Мастеру энергетического воздействия не нужно ломать голову над поиском техник, а только обнаружить энергетический ритм, связывающий всю энергетическую жизнь жертвы в единое целое. У особо примитивных созданий это может быть страх, привычный липкий клей, залепляющий способность соображать и включающий животные инстинкты самоспасения. У менее примитивных существ такой основой может быть злость отчаяния – состояние зверька, загнанного в западню. Неплохое состояние, обеспечивающее сносную защиту, часто совершенно непредсказуемую для всех, в том числе и для исполнителя. Это может помочь выкарабкаться из затруднительного положения, но, вместе с тем, состояние «отчаянной храбрости» вредит натуре, разрушая хрупкие, недавно созданные связи, и огрубляя её. Поэтому, более подвинутые или, как мы их называет, «небезнадёжные натуры», снабжаются «палочкой – выручалочкой» какой-нибудь песенки, поговорки, а если советчик обладает творческой натурой, яркой сценой особенной ситуации, позволяющей натуре – использователю жить в двух плоскостях существования одновременно.

 Я даже невольно вздрогнул от неожиданного вопля ликования, раздавшегося рядом с шелестом шёпота:

-         Ага-а-а!!! Кто-то совсем недавно затейливо распинался на тему бесполезности плетения косичек! И вот, пожалуйста! Сам же проводит достаточно сносную рекламу о пользе применения техники! Хамелеон! Плагиатор! А я-то думал – что это загостился у нас этот мужлан? Теперь всё стало совершенно ясным – он подсматривал, воровал наиболее важные магически приёмы! Теперь же, наполнив собственный багаж, набив свою суму до отказа, он начал спешно собираться отчалить, покинуть гостеприимный очаг, ведь дальнейшее присутствие становится бесполезным! Больше не влазит в жадную утробу! И ко всему прочему, конечно, последний «изящный росчерк пера» - охаить все подсмотренные техники, показать их бесполезность, а то и вредность!

Тут уже я не выдержал, несмотря на длительную подготовку, и взорвался:

-         Да что же это такое! Вы только посмотрите на них! Два уважаемых старца, умудрённые тысячелетиями жизни!..

-         Гораздо больше! – дружным хором поправили меня собеседники.

-         И как же такая мудрость проявляется в нужный момент? – продолжил я свою тираду возмущения. – Выискивается и всячески перевирается любая мысль, любое действие! Какой пример вы оказываете на пришедшего к вам за знанием простого человека? Он ждёт проявлений концентрации образцов поведения и размышления, а находит…

 Я замолчал, надеясь этим углубить произведённое впечатление, и с удовлетворением отметил сконфуженное молчание старцев. Вот ведь как! Оказывается и там (я мысленно кивнул вверх) не очень-то благополучно с воспитанием! Чего же требовать от нас – обречённых всю жизнь (и далеко не тысячелетнюю!) провести в земных бедах и страданиях? Уф, даже легче стало на душе от такой констатации!

 Наконец, молчание было прервано:

-         А ты знаешь, старина, - доверительно обратился Лотос Тай Цзы к небесному учителю, - как я тебя и предупреждал, он ничего не понял и, в силу упрямых принципов и откажется понять. Так что я выиграл спор и тебе придётся три сезона проторчать флюгером на вершине горы над храмом! Ха-ха…

 Не удостоив меня никаким объяснением, несмотря на настойчивые просьбы и мольбы, в сокрушённом молчании обе структуры исчезли в глубинах изощрённых медитаций.