43. Помощь другу

Три дня, с раннего утра, я устраивал себе праздник «снятия паутин». Расчищая небо над монастырём, я открывал огромное окно в синюю глубину неба и в течение дня удерживал бурлящую кромку туч за его границами. У меня сформировалось ощущение, что, просыпаясь, я открываю большие ставни на окнах храма, чтобы открыть доступ радости и счастью, одновременно препятствуя проникновению внутрь слабостям и безнадёжности. Я был служителем этого, невероятно гигантского, храма, куполом которого была небесная синева.

 Настоятель ничего не говорил по этому поводу, только изредка всматривался в небо и уважительно кивал головой. Зато братья каждое утро встречали первые солнечные лучи радостными возгласами и смехом. Действительно, наш монастырь, его обитатели будто бы смахнули с души какой-то налёт пыли и серости и вошли в ритм жизни, наполненной спокойствием и надеждами на благополучие.

 На четвёртое утро мне не понадобилось совершать ритуал открытия ставень – рассвет встретил меня утренней серостью, но распахнутостью свободного пространства неба. От давящего, угнетающего скопища туч не осталось и следа.

 Весеннее бурление жизни, безуспешно стучавшееся в стены гор нашей долины, наконец-то прорвало пелену вязкого барьера и затопило, ещё скрытую в утреннем полумраке, низину. Тёплый поток воздуха ворвался к нам и возвестил наступление нового цикла жизни. Вместе с ним на горный лес и на тесное пространство долины обрушилось войско весны, захватывая себе жизненно важную территорию, горланя удалые беззаботные песни и, с первого момента, устраивая стычки, ссоры, вспыхивающие и почти сразу же исчезающие. Птичий гомон захлестнул, затопил ещё дремлющую, разленившуюся в зимней спячке, долину. Крики, песни разлетались во все стороны, отражались от высоких горных стен и возвращались, смешиваясь с последующими трелями в хаотически-торжественную молитву славославия весне.

 Слыша, доносящиеся на кухню, выплески ликования птичьего народца, Шань Шань забеспокоился, забился в тесноте своей слепоты. Его свободная сильная натура ожесточённо устремилась  наружу в поисках выхода, в поисках потерянной любви, причиняя боль тоскующему телу.

 Он нахохлился, встревожено вращал головой в стороны, время от времени принимался яростно зарываться клювом в оперение боков и крыльев, наводя там порядок, прихорашиваясь. Затем, как бы осознав, в который уже по счёту раз, невозможность воплощения надежд, ощущая невидимые оковы окружающей темноты, он встревожено, тоскливо и яростно вскрикивал, наполняя гулкое пространство огромной кухни, заунывным кличем.

  Вновь прибывшие глашатаи весны замолкали на какое-то мгновение, пряча свою жизнь, стремясь раствориться в ветвях деревьев и кустарников, осознавая, чем грозит им появление страшного, молниеподобного сородича. Но, уже через миг, потребности жизни брали своё над страхом и осторожностью и, сначала несмело, а потом всё более радостно и беззаботно, песня радости разрасталась, затопляя долину.

 Глядя на бесплодные попытки Шань Шаня найти какой-то выход из безвыходной ситуации, я всё более укреплялся в своём решении попробовать вернуть ему утерянную свободу. Когда же я поделился этими мыслями с учителем, то получил подробное объяснение возможности излечения вольнолюбивой птицы.

 «В таком излечении нет ничего особо трудного, если дело происходит в мире демонов. Как ты знаешь, там сплошь и рядом, во внутрисемейных раздорах и междусемейных распрях, происходят увечья, потери органов и членов тела. Мать-волшебница воссоздаёт утерянное и таким образом, можно сказать, возвращает к жизни важные звенья своего клана. На светлой стороне Земли подобная практика невозможно, почему я был вынужден мириться с увечьями, полученными во время нашествия демонов.

 Так что, если ты пройдёшь в мир демонов с кречетом и убедишь мать-волшебницу в необходимости её вмешательства, он снова обретёт глаза. На этом пути тебя ждут две трудности. Первая заключается в том, что ещё никому не удавалось переместить из одного мира в другой животных в их материальном виде. Вторая – я не знаю ни одного случая, когда мать-волшебница лечила кого-то вне своего клана и, уж тем более, каких-то зверушек.

 В любом случае, ты можешь попробовать преодолеть каждую из преград, используя все знания, полученные в обучении».

 Даже такое трудно выполнимое действие намного лучше, чем безнадёжность невыполнимого. Поэтому, обретя некоторую надежду и поблагодарив наставника, я помчался в храм, чтобы спуститься в священный зал Лотоса Тай Цзы. У него я решил расспросить о лечебных техниках древних.

 Набрав последовательность гексаграммм, заставляющую черепаху - хранительницу удосужиться передвинуть свою гигантскую тушу на восемь шагов в сторону и не упустив момента, чтобы прокатиться на её полированной спине, я спустился в зал Лотоса.

 Как обычно, поприветствовав каждого представителя шестнадцати древних народов, статуи которых встретили меня холодным молчанием, я выполнил очищающий душ энергии ян и инь. Проверив своё состояние и найдя его удовлетворительным, хотя где-то глубоко внутри трепыхалось нетерпение и стучалась надежда, я, не спеша, осторожно, пересёк границу владений Лотоса.

 Он сразу же среагировал на вторжение, ворчливым басом прозвучав в моей голове, что ещё ни разу я не пришёл достаточно чистым и уравновешенным и что в таком состоянии я вряд ли восприму что-нибудь полезное из древних знаний.

 Почти привыкнув к его несносному характеру и научившись не замечать внешнее недовольство, я, в то же время  очень ценил его мнение обо всём и обо мне, в том числе, поэтому ещё более усилил попытки расслабить и объединить в спокойствии неугомонные части себя.

 Расположившись в центре монады в позе «мудреца, созерцающего вселенную в глади озерца», я приготовил вопрос, который всё ещё извивался в нетерпении внутри глыбы расслабления моего тела. Избавившись, наконец, от него, я удовлетворённо почувствовал охватившее натуру оцепенение, на что Лотос не замедлил выплеснуть очередную плошку сарказма.

«Мой друг, проглотив такую бездну Знаний о природе отношений, ты безнадёжно наивно продолжаешь беспокоиться о ком-то кроме себя. Избавлю себя от необходимости произнести слово, характеризующее такое непростительное переживание».

 Что-то внутри меня булькнуло. Не знаю, был ли это смех или откашливание, но, после этого, он начал отвечать на вопрос.

 «В наших традициях существует несколько способов восстановления зрения в случае, когда разрушены глазные яблоки. Когда это касается не людей, а любимых животных, вариант достаточно прост, потому что на помощь приходит их незамутненный канал связи с изначальным источником жизни. В отличие от людей, с их страстями, взбаламучивающими все окружающие источники, животные берегут и ценят возможность вбирать первородную жизнь, хранящуюся в земном роднике. Поэтому надо взять два кристалла слюды, оформить их по желаемому размеру, обмакнуть в кипящую красную глину, капнуть на поверхность, которая будет соприкасаться с внутренним центром глазницы, по капельки крови, взятой у существа, нуждающегося в глазах, вставить их в глазницы, обмотать чистой тряпицей и сверху наложить слой начавшей остывать, но ещё очень тёплой глины. Это окутывается  слоем листьев жёлтого лотоса и фиксируется ещё одной тряпицей.

 На этом заканчивается предварительная часть процесса.

 Следующая часть начинается ночью, в мёртвый момент перехода одного дня в другой. Голова существа окутывается облаком энергии, способной пробить все слои веществ на глазах. В глубине этого облака, затем, создаётся жёсткий луч, с двух сторон, через глазные впадины, объединяющий облако с центром головы. Луч подобен длинным сосновым хвоинкам, устремлённым своими острыми кончиками внутрь головы. Жёсткость его должна быть такова, чтобы изменить энергетический состав всех веществ, лежащих между наружной оболочкой и центром мозга.

 Свидетельством найденного спектра энергии будет сильная боль, шок и последующее беспамятство существа. Длительность этого состояния зависит от силы связей его с изначальным источником жизни и его важность именно в воссоздании целостного обмена жизненными силами между ними.

 В результате проделанного ритуала существо обретёт способность видеть.

 Но в истории с твоим соколом проблема в том, что нужно не просто видеть, а замечательно видеть. Его глаза – это его жизнь.

 Поэтому, на наш взгляд, этот способ не восполнит все потребности, требуемые натурой воздушного охотника. Здесь нужно попробовать найти какой-то иной способ».

 Такой замечательный рецепт и так безжалостно разбит вдребезги!

 Я уже представил, как Шань Шань будет парить над монастырём, посверкивая глазами - кристаллами и всё, или почти всё рухнуло! 

 Лотос помолчал немного, а затем добавил : «Проблема, поставленная тобой очень интересна. Мы попробуем раскрыть анналы забытой истории нашего народа. В одном из случаев, упомянутых там, было нечто подобное с летающим драконом, когда хозяин, приручавший его, сначала вынужден был его ослепить, а уже потом, спустя длительное время решил восстановить ему зрение. Этот факт скрыт где-то, но мы постараемся обнаружить его содержимое».

 Подождав немного, я понял, что поиски могут занять довольно длительное время и нет смысла пребывать в бездействии.

 Поблагодарив древних и Лотос за помощь, я поднялся в наш мир из подземного зала.

 Весь день и вечер, занимаясь разными видами деятельности, я продолжал искать решение, устроившее бы моего друга.

 Во время вечернего полёта с ним на, ставшую традиционной, охоту, я другими глазами смотрел на детали действий Шань Шаня, на его реакцию по отношению к видимым и слышимым проявлениям окружающей жизни. Я пробовал представить, какие глаза ему нужны и впал в ещё большие затруднения.

 Так и не найдя чего-нибудь, хотя бы чуть-чуть устраивающего нас, я разочарованно отправился спать, пообещав себе и Шань Шаню, справиться с трудной задачей завтра.

 У меня почему-то было предчувствие, что завтра придёт знание, решающее нашу проблему. С этим обнадёживающим чувством я и уснул…, чтобы проснуться среди ночи с неприятной болью в голове.

 Как и любые другие недомогания, это я попытался сразу же усмирить вращением энергии в голове, с промыванием тканей, с поиском напряжений и последующим устранением их. Если это происходило ночью, то, обычно я даже не просыпался, а в полусне выполнял нужные действия и погружался затем в сон, устранив причины недуга.

 Но сейчас, в ответ на моё лечебное вмешательство, боль невозмутимо продолжала распространяться вглубь головы. Было ощущение, что какие-то корешки мелких растений прорастают в череп, шевелят его содержимое, бесцеремонно раздвигают внутренности.

 От странности происходящего в голове, я совершенно проснулся и принялся серьёзно противостоять внедрению и, одновременно, начал искать его источник.

 Каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что дерево, так беззастенчиво занимающее чужую территорию, опускается откуда-то в мой верхний колодец и это «откуда-то» очень далеко…

 Встревоженный, я пробудил все возможные ресурсы, активизировал дракона и начал выжимать непрошенного гостя из головы и «небесного канала». Поднимаясь всё более вверх, выталкивая и разрушая всё инородное, я, неожиданно для себя, выскочил в какое-то обширное пространство, в центре которого висела странная звезда с огромным, просто бесконечным, разноцветным расширяющимся хвостом. Вокруг звезды клубилось светло-коричневое полупрозрачное существо, протягивающее толстые щупальца ко мне, в мой колодец и яростно тормошащее его.

 «Никак не могу достучаться к тебе – такие неожиданные слова возникли во мне. – С нашей первой встречи я уже несколько раз пытался возобновить контакт с тобой, но ты так перегружен всякой чепухой, так засыпан всякой дрянью, что пробиться к тебе стало для меня просто каким-то делом уязвлённой чести «звёздного странника».

 -Ну, что ж, будем знакомы. Я – это главная часть тебя. Ты можешь даже не представляться, чтобы не оскорбить себя (и меня в тебе) как мою частицу-посланницу.

 Твоя возня с «интригующими знаниями» по поводу восстановления зрения птичке доносится даже сюда и немного мешает мне, отвлекая от решения важнейших вопросов обострения моей чувствительности. Думаю, что из-за тебя я пропустил не одну блестящую возможность посеять мои «зёрна», подобные тебе, в двух-трёх очень интересных мирах, где такая возможность приоткрывается очень редко.

 Так что, чтобы покончить с бурей в луже воды, предлагаю тебе способ излечения твоей курицы, который, кстати, как часть меня, ты уже и так прекрасно знаешь».

 Проглотив его возмутительную манеру разговаривать, я приготовился слушать, запоминать рецепт, но, вместо этого, этот клубок чрезмерного самомнения вдруг выбросил вперёд ещё один, неизвестно откуда взявшийся щупалец и, как кнутом, щёлкнул им меня по лбу. В голове всё забренчало, вскружилось и всё…

 Я лежу в своей постели. Ни тебе головной боли, ни активности колодца…

 Где-то наружи красиво выводит какую-то затейливую мелодию ночная птичка, клубится энергия просыпающейся природы. В общем, всё как обычно, когда просыпаешься после какого-нибудь кошмара, не очень напугавшего тебя.