53. Другая жизнь

Мастер, почему вы всё время молчите? – вопрос заставил меня повернуть голову и недоумённо посмотреть на неё.

 Как раз наоборот, я тараторю, не умолкая, говорю ей всякую чепуху, всё, что приходит в голову. Я даже попытался ей петь, но бросил песню на середине, потому что забыл слова. Моё состояние уподобилось потребности птицы петь песню радости, оповещать весь свет, что на тебя снизошла благодать.

 Единственное различие между нами, что я пою внутри себя, боясь раскрыть рот, чтобы грубым голосом, неуклюжим выражением не испортить очарование, окутывающее нас.

 Уже некоторое время мы идём вместе, вернее, я иду рядом с госпожой Чжан Ши, сидящей в седле и рассказывающей разные истории из своей жизни.

 Оказывается, она – дочь уездного военного советника, мастера боевых искусств и знаменитого полководца. С детства она занимается семейным стилем борьбы, держащемся в секрете от всех чужаков и всегда считала, что их стиль – один из самых лучших в Поднебесной. Ночная встреча с незнакомцем, странником, бредущим по дороге в ненастную погоду, перевернула её отношение к одной из важнейших частей жизни семьи. Она не поняла как, но лучшие из учеников отца были побеждены, причём, до обидного легко, как бы мимоходом. В чужеземце её поразила манера держаться, передвигаться и сражаться. Всё было необычно.

 Пять человек очень тяжело ранены, четверо искалечены навсегда – такой итог заставляет серьёзно засомневаться в выборе техники борьбы.

 Хорошо, что правила вежливости толкнули её извиниться перед победителем за дерзость её брата и его приятелей. Она смогла рассмотреть и запомнить облик непобедимого бойца, а когда скорбная процессия вернулась домой, вызвав переполох, она постаралась дать приметы обидчика, как можно более далёкие от истинных.

 Она рассмеялась и продолжила:

 - Я не находила себе места, всю ночь провела без сна, ощущая, что судьба мне велит совершить что-то особенное, очень важное для меня. К утру у меня созрело решение найти вас и умолять позволить учиться вашему искусству борьбы.

 - Зная, что отец не отпустит меня, тем более к человеку, искалечившему брата и тем нанёсшему тяжкое оскорбление нашему роду, я решила скрыть истинную причину моего отъезда.

 Дождавшись момента, когда отец ушёл на службу, я объявила домочадцам, что мне срочно нужно повидать тётушку, которая живёт в соседнем городе. Она и правда, давно меня звала погостить у неё, да мне всё не хотелось и вот пришлось воспользоваться таким поводом, чтобы попытаться найти обладателя чудесного стиля борьбы.

 - Кстати, мастер, скажите, как он называется? Это популярный стиль или закрытый?

 Встретив её лучистый взгляд и лукавую улыбку в момент, когда осмелился поднять на неё глаза, я решился-таки броситься в пропасть, надеясь, что моя натура не подведёт. Хотя, зная капризность и умение откалывать каверзные штучки в самые неподобающие моменты, я не был уверен абсолютно ни в чём.

 Итак, я с трудом разжал стиснутые челюсти, попытался обнаружить во рту язык, которым можно что-нибудь сказать, и, к своему облегчению, нашёл.

 - Грххх – грхх – откашлялся мой рот. – Это стиль монастыря «молодых бамбуковых побегов», а его создатель – настоятель Дэ.

 К моей радости, удалось выдавить из груди немного воздуха, чтобы надуть слова и заставить их взлететь к очаровательным ушкам молодой госпожи.

 Видимо, приятно удивлённая тем, что я оказался не глухо-немым, она немного сдвинула бровки, выщипанные тонкой стрелкой над непрестанно улыбающимися миндалевидными глазами, попыталась нахмурить лоб, что ей не удалось, и заявила, что никогда не слышала ни о монастыре, ни о стиле.

 - Так вы – монах, мастер? Сколько же вам лет?

 Когда я послушно выдул гирлянду ответной фразы, она радостно захлопала в ладоши, воскликнув:

 - Вы на два года младше меня и уже такой великолепный мастер! Каким же удивительным должен быть ваш стиль борьбы! Не удостоите ли вы меня чести назвать ваше имя, которое, возможно, если вы позволите, я буду хранить, как имя моего учителя?

 Такая витиеватость любезной фразы, щедро приправленная умоляющим взглядом и чуть капризным тоном, в момент растопила моё сердце и без того бурлящее странными чувствами. Я послушно разинул рот и ещё более хриплым от волнения голосом прокаркал моё имя.

 - Скажите, мастер Лань, а вам не скучно жить в монастыре, производить всё время ритуалы, встречаться с одними и теми же людьми? Наверное, вы привыкли к молчанию и поэтому полдня, прошедшие с нашей встречи, продолжали соблюдать его? А какой религии принадлежит ваш монастырь?

 Эти и ещё многие другие вопросы сыпались на мою голову с седла мерно шагающего и прислушивающегося к нашей беседе, коня. Разговорившись и упиваясь возможностью общаться с такой обаятельной и внимательной собеседницей, я подробно рассказывал о нашем житье, о занятиях боевыми и энергетическими упражнениями. После рассказа про Шань Шаня, у Ши выступили слёзы на глазах, и она заявила, что жалко, когда те, кому ты чем-то помог, не способны к благодарности. А когда я рассказывал ей о проделках Пике, она хохотала до слёз.

 Вечером Ши настояла, чтобы мы остановились в деревенской харчевне, поужинали и спали в комнате. Естественно, я не сомкнул глаз всю ночь, прислушиваясь к её дыханию, к детской манере причмокивать во сне и иногда менять положение тела.

 Я чувствовал себя защитником слабого существа, доверяющего мне свою жизнь, надеющегося на мою верность. В мечтах я сражался с разбойниками, тиграми, со всеми, кто посмел бы посягнуть на счастье спутницы, без которой я уже не представлял будущего. Моё опьянение продолжалось до утра, хмель влюблённости захлестнул, заполнил меня до предела.

 Умывшись у придорожного ручья, мы занимались боевыми упражнениями в рощице, а затем поели, сидя на прохладной траве под раскидистым деревом, и продолжили наше путешествие и беседу.

 Ши рассказала мне, что её отец в молодости тоже учился у даосов, только их потом подвергли гонениям, как и в других частях страны, когда император запретил эту религию. И теперь отец никому не говорит, что заимствовал своё искусство в запрещённой среде, а называет стиль семейным, ведущим своё начало от прадеда Чжана Фэн.

 Я, в свою очередь, рассказывал и показывал ей разные энергетические штучки, приводящие её в изумление. Она подпрыгивала в седле и ёжилась, когда я дотрагивался до разных органов её тела, брал её за руки и вращал энергию в голове. Особенный восторг вызвало у неё действие, которым я съел небольшое белоснежное облако, висевшее над нашими головами.

 Мы расшалились как маленькие дети, пели песни, бегали наперегонки, а вечером, не встретив человеческого жилья, устроились спать в небольшой пещере, которую я защитил куполом Лотоса Тай Цзы.

 Постелив мой халат и накрывшись плащём Ши, мы уснули, обнявшись и прижавшись друг к другу. Впервые в жизни я чувствовал полноту натуры, неведомую доселе.

 Моё странствие полетело кувырком. Теперь это напоминало романтическую прогулку, когда внимательный воздыхатель сдувает каждую пылинку с дороги, на которую решила поставить свою миниатюрную ножку его избранница. В днях, забавах и шалостях, в энергетической работе и во всём остальном (в том числе, и в моей голове) царила полнейшая неразбериха. Мы просто упивались каждым мгновением бесед, взглядов, мыслей и надежд. Чаще всего, я шёл рядом с сидящей в седле Ши, держась за стремя и глядя снизу вверх на её сияющее лицо.

 Иногда мы шли рядом, держась за руки и болтая невесть о чём и ещё чуть реже, я запрыгивал на круп скакуна, встревоженного такой фамильярностью, и, держа Ши за локти, некоторое время наслаждался близостью её тела и экзотического аромата, а также покоем в натруженных ногах.

 Восемь дней счастья пролетели в беззаботности обретённого детства, заставившего нас нырнуть в состояние, не известное до того. Оказывается, Ши, так же, как и я, не знала материнского тепла и заботы, потому что мать умерла, подарив ей жизнь. Отогреваясь в тепле родственной души, в лучах моей заботы, она становилась всё более спокойной, часто молчала, вспоминая что-то, а иногда беззвучно плакала.

 На мои обеспокоенные вопросы она объясняла, что впервые чувствует, что нужна кому-то по-настоящему, ощущает полное доверие и обнаруживает, что никогда не знала этого чувства.

 Только изредка вспоминая про путеводную нить, я находил её свечение поблизости и тут же забывал о её существовании. Ши не видела потока, сопровождающей нас энергии, но ощущала прикосновение, когда мы пересекали его русло.

 Моё возвращение в детство закончилось неожиданным протрезвлением, когда проходя через небольшой городок, мы были остановлены толпой стражников. Нам объявили, что уже в течение шести дней разыскивается похититель госпожи Чжан, давно скрывающийся от полиции и использующий девушку в качестве заложницы.

 Ошеломлённый такой нелепостью я позволил связать мне руки и даже не заметил, как на шею повесили широкую толстую колодку. Ши пыталась протестовать, кричала, что это неправда, требовала отпустить меня, но никто не обращал внимания на её попытки. 

 Обмотав моё тело толстой верёвкой, другой конец её привязали к луке седла одного конвоира и приказали двигаться за ним. Осознавая несправедливость происходящего, и чувствуя непоправимость случившегося, я очнулся от шока и тоже пытался объяснить равнодушным лицам, окружающим нас, ошибочность их действий. Видя меня беспомощным, не способным пошевелить руками, стражники стали бесцеремонными и грубыми. Угрожая мне алебардами, пиками и саблями, они двинулись по дороге, видимо, ведущей в уездную столицу. Всё ещё надеясь на торжество справедливости и прояснение ситуации, я плёлся между ними, изредка подпихиваемый наконечниками оружия.

 Глубоким вечером мы вошли в ярко освещённый город, с высокими красивыми домами, крыши которых украшали скульптуры свирепых голов драконов. Воздух вибрировал от изобилия звуков – в звуковой реке смешивались мелодии песен, исполняемые какими-то инструментами, крики торговцев и зевак, голоса прохожих и домашних животных. Энергия бурлила повсюду хаотическим водоворотом, подстёгивая людей, заставляя их спешить.

 Пересекая улицы и перекрёстки, мы вышли на центральную площадь, украшенную статуей какого-то старца, держащего в руках свиток бамбуковых дощечек, означающий книгу. За спиной учёного, застывшего в стремлении поделиться с окружающими знанием, высилось сооружение, напоминающее башню, с воротами, украшенными хитроумным орнаментом.

 Я подумал, что нас ведут туда, но ошибся потому, что пройдя мимо ворот, окованных чёрным железом, стражники двинулись к соседнему зданию, менее впечатляющему, но окружённому многочисленными пристройками. У входа стояли два стражника, невозмутимо смотрящих на приближающуюся процессию.

 Миновав вход, мы оказались в просторном дворе, освещённом фонарями и факелами.  Под ногами у нас мерцали отблесками огней чёрные лоснящиеся каменные плиты. Стены, окружающие пространство, тоже мрачно переливались в пламени висящих факелов. В глубине двора стояло высокое сидение с возвышающейся разукрашенной спинкой, на котором сидел мужчина сурового вида, окружённый нарядной толпой.

 За время вынужденного следования за другим концом верёвки, я старался разобраться в ситуациях, опутавших мою судьбу. В их грозовом напряжении чувствовалось что-то очень значительное и важное для меня. Пытаясь разглядеть в клубке нахлынувших событий нить судьбы Ши, я запутался, заблудился в сложности грядущего, не нашёл определённого ответа и приготовился к любому началу.

 Остановив меня на достаточном удалении, стражники приблизились к вельможе, ведя хрупкий девичий силуэт. На расстоянии, отделяющем меня от центра событий, невозможно было выделить разговор, протекающий между мужчиной и Ши. По её поведению, я понял, что это был её отец, которому она пыталась объяснить произошедшее. Его реакция была бурной, он махал рукой, указывал на что-то сзади себя, эхо громоподобного голоса разносилось, отражаясь от окружающих стен. Это продолжалось довольно долго и закончилось тем, что видимо, на одно из возражений Ши, отец вскочил и с размаху ударил её по щеке, заставив лёгкое тело отлететь в сторону и упасть на плиты.

 Я вскинулся, забился в путах, пытаясь разорвать их, но колодка и верёвка вынесли мой натиск без особых усилий. Тогда я ударил оскорбителя Ши энергетически, выплеснув в его сторону плотную жгучую плеть, но, к моему удивлению, она не достигла обидчика, а, свернувшись спиралью, взвилась в ночное небо и скрылась из вида.

 Отец Ши повернул лицо в мою сторону, пристально посмотрел и велел подвести поближе.

 Остановив меня в девяти шагах от него, стражники велели мне опуститься на колени и, видя, что я замешкался, ударом сзади по коленям древком копья, заставили рухнуть на землю. С усилием я удержал равновесие и не распластался на земле ничком, но боль, пронзившая тело, взбесила натуру и наполнила её гневом. 

 Мужчина обошёл вокруг меня, оценивающе оглядывая тело, затем, обратившись к стражникам, приказал поставить меня на ноги и освободить.

 Открыв колодку и размотав толстый жгут, плотной спиралью обвивающийся вокруг меня, стражники отошли назад, оставив рядом со мной двух солдат с кривыми мечами наизготовку.

 Почувствовав свободу, тело стало спешно восстанавливать чувствительность и подвижность. Я расслабил все части его и принялся наполнять их энергией.

 Мужчина стоял передо мной и наблюдал за происходящим. Не было никаких сомнений, что он видит энергетические процессы не хуже меня. Когда же основная часть оживления завершилась, он обратился ко мне со словами:

 - Так вот ты какой, настоятель. Мои люди рассказали о совершённом тобой злодеянии, о том, как ты трусливо скрылся, нанеся несмываемое оскорбление моему клану.

 - Узнав о том, что ты пленён, я искал наказание, способное искупить содеянное, могущее смыть позор с памяти семьи и успокоить гнев предков.

 Растерявшись от изобилия красочных обвинений и обещаний наказания, я попытался возразить, но остановился перед очередной встречной тирадой:

 - Посмотри, что ты сделал с моим сыном.

 Мужчина повернулся к, стоящей в почтительном молчании, толпе и показал на человека, опирающегося на костыль.

 - Невинный юноша навсегда останется хромым, никогда не сможет воплотить свои мечты стать знаменитым воином и обречён скрываться от насмешек зевак, шепчущих, что он был побеждён каким-то неизвестным проходимцем. Наше имя знаменитых воинов и непобедимых бойцов осквернено и осмеяно.

 - Ты будешь моим пленником и будешь жить, если сможешь побеждать в поединках, и пока будешь побеждать.

 - Каждый вечер тебя будет ждать один или несколько соперников. Ты можешь выбирать оружие, которым будешь сражаться. Победив, ты получишь право жить до следующего вечера, проиграв, ты умрёшь, доказав силу и технику нашего стиля. Завтра тебя ждёт первый бой.

 Он отошёл и сел на своё сидение, не ожидая моих объяснений, возражений или мольбы.

 Сзади него толпа зашевелилась, обсуждая объявленное развлечение, из неё вышел, хромая и кривясь при каждом шаге, тот, кого он назвал невинным юношей, подошёл ко мне и еле слышно сказал:

 - Я ненавижу тебя, монах, и сделаю так, чтобы ты хорошо почувствовал мою ненависть на себе.

 Он плюнул мне под ноги и зашаркал обратно в толпу.

 Забыв обо мне, все принялись разговаривать, смеяться, обмениваться шутками.

 Ко мне приблизился невысокий сухой старичок и, шамкая беззубым ртом, пригласил меня следовать за ним.

 Я оглядывался вокруг, пытаясь увидеть Ши, понять, как она себя чувствует, поделиться с ней укрепляющей энергией, но она пропала бесследно.