49. Встреча с людьми

 После того, как я сообразил, что ко мне кто-то подкрадывался с недобрыми намерениями и даже обсуждался вопрос о моём трупе, который тяжело тащить, спать совершенно расхотелось. Я сел в центре энергетической сферы, раскрыл сознание и начал искать следы пришельцев.

 Две цепочки бледно-серых пятен, оставленных ногами, отличались по форме – одна была оставлена небольшим человеком, с маленькими тощими ступнями, другая, наоборот, огромными лапищами какого-то гиганта. Первый семенил, переставляя ноги очень часто, как бы катясь, другой же делал один шаг за время четырёх у первого, впечатывая каждый шаг избытком энергии.

 Следы вели в направлении моего пути и, судя по тому, что обрывистые стены расщелины не имеют брешей, некоторое время, мы будем путешествовать почти вместе.

 Я постарался запомнить особенности энергии опасных попутчиков, пообещал себе быть начеку и с рассветным полумраком тронулся в дальнейший путь.

 Пока ещё не рассвело, я шёл быстро, следуя своей нити и держа во внимании другие. Когда же стали различимы виды растений, попадающихся по дороге, я сбавил скорость и пошёл в процессе завтрака. К тому же, хотелось пить и приходилось обращать больше  внимания на границы соединения почвы и каменных стен, где, в укромных нишках, можно было найти сочные стебли, из которых выжимается много воды. Плотно поев и напившись холодного сока растений, я прибавил шагу. В голове вдруг начала оформляться мелодия песенки – вестницы опасностей.

 Насторожившись ещё больше, я искал следы угроз и ловушек, но всё было спокойно, может быть даже слишком.

 Примерно к полудню следы чужаков исчезли, просто растворились бесследно. Шаг назад они есть, шаг вперёд – ничего.

 Озадаченный этим, я начал всматриваться энергетически в окружение и в упражнении – шаг назад, шаг вперёд – вдруг обнаружил, что пересекаю границу чьёго-то защитного купола. Шаг назад – и я вне его, шаг вперёд – и я уже внутри. Шагая туда-сюда на линии сторожевого барьера, я видимо, очень постарался известить охотников, что дичь пересекает вход в западню. Даже если они спали, устав от ночной разведки, я сделал всё, чтобы их разбудить. Браво, Лань!

 Нить моего путешествия тоже изменилась, покрывшись хлопьями какой-то гадости, а вокруг просто роились волокна колдовства. Отступать было бессмысленно, но и лезть на рожон – тоже, поэтому я ещё громче запел (мысленно) песенку и пошёл дальше.

 Совсем недалеко, к правому склону прилепилось небольшое странное сооружение, сложенное из камней и накрытое длинными пучками соломы. Подойдя ближе к этому неказистому жилищу, я обнаружил колодец, тоже обложенный массивными валунами, корыто для поения животных и одинокую козу, невозмутимо щиплющую траву, изредка поглядывая на меня.

 Вместо двери хижина была украшена тяжёлой занавесью из сшитых овечьих шкур, а над ней красовался огромный козлиный череп с длинными рогами, скрученными спиралями.

 Подойдя поближе и никого не обнаружив, я заглянул в колодец, чтобы быть уверенным, что с этой стороны мне не грозит что-нибудь неожиданное. Из глубины тёмной воды на меня взглянуло только чёрное лицо, отдалённо напоминая меня своей лохматой причёской. Я повернулся к двери жилища и сосредоточил внимание на ней. Словно почувствовав мой взгляд, кто-то начал медленно отодвигать край полога старой костлявой рукой и в полумраке глубины убежища проявился силуэт старухи, с ещё более взлохмаченной шевелюрой, чем у меня.

 Посмотрев на меня долгим взглядом, она не торопясь приблизилась вплотную к, спадающим вниз, шкурам, оказавшись прямо под козлиным черепом. Меня немного рассмешило и, одновременно, напрягло сходство между двумя головами, обращёнными ко мне. Только, верхняя смотрела в никуда пустыми глазницами, а нижняя - прожигала меня безумным огнём внутреннего бешенства.

 Все трое, мы хранили молчание довольно долго, пока моя воспитанность не взяла верх, заставив меня произнести лаконичное приветствие:

 -Добрый день, бабушка…

 Только коза отреагировала на звуки моего голоса, перестав жевать и уставившись на меня, видимо, удивившись такой наглости.

 Теперь три головы одинаково неподвижно ждали чего-то от меня или от кого-то ещё.

 -День обещает быть жарким и, если вы не против, я хотел бы набрать свежей воды во флягу.

 Я начал рыться в котомке и извлёк небольшую тыкву, служившую мне хранилищем воды. Под таким разнообразием взглядов, я принялся открывать затычку и приготовился глотнуть воды, когда старуха, вдруг, хриплым голосом заговорила, продолжая прожигать меня ненавистью:

 - Чем пить несвежую воду, подожди немного, я принесу тебе свежего молока.

 Такой неожиданный переход от раздражённой статуи к говорящей статуи ещё более насторожил меня, но внешне я улыбнулся и беззаботно-радостно согласился.

 Хозяйка медленно, с трудом, развернулась и исчезла за упавшим за ней пологом шкур.

 Стараясь не слишком проявить своё любопытство, я раскрыл энергетическое видение ещё сильнее, чтобы видеть происходящее внутри. К моему удивлению, помещение не ограничивалось стеной скалы, возвышающейся за хижиной. Невысокий сводчатый коридор вёл вглубь горы, и старуха направилась именно туда. Будучи вне моего взгляда, её походка изменилась, став быстрой, семенящей и решительной. Пройдя вглубь пещеры, довольно большой, с множеством каких-то вещей, излучавших тяжёлую энергию, женщина взяла на столе миску, в которой была какая-то жидкость, видимо, то молоко, о котором она упоминала и направилась наружу.

 Я ослабил энергетический фон вокруг себя, придав ему плотность, подобной той, которая обычно была у братьев монастыря за ужином, скорчил беззаботное выражение лица и приготовился встретить её.

 Медленно показалась костлявая рука, с трудом отодвигающая занавес, возник усталый скелет старческого тела, пересёкший порог и направившийся ко мне.

 Коза повернула голову к хозяйке, видимо, с удивлением отметив непривычную походку и озадачившись. Козёл продолжал ухмыляться, наверное, для него перевоплощения старой подруги были не в первой. Ну и я, конечно, тоже беззаботно хлопал глазками, изображая невинность (хорошо, что могли пригодиться уроки наставника в мимике бестолковых красавиц).

 Продолжая пристально пробивать меня тяжёлым взглядом, старуха протянула ко мне дрожащие руки с тяжёлой каменной чашкой.

 Стараясь не выдать колебаний, я почтительно взял её, стараясь не коснуться старческих костлявых пальцев, украшенных длинными чёрными ногтями. Вспомнив, как однажды учитель говорил мне, что лесные ведьмы имеют на ногах подобные же когти, я опустил глаза вниз и обнаружил не менее чёрные, только ещё более длинные, когти.

 Удовлетворённый увиденным, как подтверждением, с кем имею дело, я переключил внимание на чашку, в которой клубилось изощрённое колдовство. Какие-то змеиные тела с крючками вместо голов, маленькие белесые шары со скрученными нитями колдовства внутри, многоножки, усыпанные жалами по всему проворному телу – всё многообразие было, в то же время объединено одной идеей: привязать к себе, обезволить, ослабить, выжрать нутро…

 Продолжая изображать невесть что, я подул на поверхность, якобы сдувая пылинки, окунул в молоко указательный палец левой руки, помешал им в глубине и затем, залпом осушил содержимое.

 Колдунья одобрительно смотрела на мои причуды, а когда я протянул её пустую чашку, взяла её и, не говоря ни слова, не спеша направилась внутрь.

 Я произнёс слова благодарности её спине, не удосужившейся среагировать в ответ, и отправился по расщелине дальше.

 Пройдя совсем немного, я начал чувствовать действия старухи, направленные на упрочение своих пут, на раскрытие колдовства внутри моего тела. Продолжая держать клубок тварей, намотанным на мой палец и надёжно запакованный энергетическими противоядиями, я шёл, как ни в чём не бывало, не проявляя своей хитрости.

 Видимо, успокоившись, поверив, что самая важная часть колдовства удалась, ведьма показалась в дверях своей лачуги, подняла руку к козлиной морде, над собой и обмотала нити другого конца колдовских чар вокруг пышных рогов. Я почувствовал, как узел гадов, копошащихся вокруг пальца, напрягся, окаменел и стал сопротивляться моему удалению от привязи.

 Остановившись и повернувшись к колдунье лицом, я добавил в обёртку клубка ещё немного ответной «любезности» и освободил палец, метнув комок к ней. Как на тугом резиновом жгуте, он рванулся к ней, ударил её в грудь и стремительно обмотался вокруг тела и руки, всё ещё поднятой вверх.

 Не сообразив сначала, в чём дело, она захохотала, но, почти сразу же хохот перешёл в кашель, затем в конвульсии, охватившие всё тело и рванувшиеся вглубь. Я продолжал смотреть на усилия старухи сначала понять, что произошло, затем, попытаться защититься и, после этого, заоравшей диким гортанным криком гнева и ярости.

 Сзади меня послышался гулкий топот тяжёлого бега. Ко мне стремительно мчался огромный, покрытый своей и овечьей шерстью, верзила, размахивая над головой толстенной дубиной.

 Я пошёл ему навстречу, чтобы поберечь его дыхание, хрипло вылетающее их бочкообразной груди, укрытой шкурами. Видимо, в этом регионе страны  такой обычай, но его волосы были тоже неимоверно взлохмачены, почти, как у меня.

 Не прошло и восьми биений сердца, как он был рядом, яростно вращая выпученными глазами, что-то мыча, гляди на меня сверху вниз, как на нашкодившего котёнка. Его дубина, словно тростинка, крутнулась вокруг головы и обрушилась на меня. Продолжая моё движение ему навстречу, я резко сократил расстояние между нами и ударил его раскрытой ладонью в грудь. Дубинка, продолжая падать сзади меня, вылетела из ослабшего захвата рук и с грохотом покатилась по камням. Крик громилы застрял внутри и, спустя некоторое время, начал выходить наружу шипением, пузырящим пену на губах.

 Великан смотрел на меня, ничего не понимая, а только удивляясь своей невозможности пошевелиться.

 Наставник называл эту технику «обвал», когда ты можешь, на выбор оборвать какие-то органы внутри тела соперника. Так как я не собирался убивать налётчика, то оборвал ему только лёгкие. Если ему повезёт, то, через полгода, он будет способен ходить, если же нет, то будет навсегда прикован к постели.

 Когда я освобожу его мать от нити, привязавшей её к черепу козла, то она, наверняка, сможет ему помочь, хотя с уверенностью можно сказать, что бегать он уже никогда не будет.

 Он продолжал пускать пузыри и шипеть, когда я помог ему лечь  правым боком на траву, чтобы удержать горло свободным, подложил дубинку под голову и направился дальше.

 Пройдя немного, я пересёк вторую границу паучьего гнезда колдуньи и, выйдя за её пределы, нашёл свою путеводную нить чистой и сверкающей.

 Снова войдя в состояние путника, я быстро пошёл, «рассаживая лотосы» и продолжая мурлыкать песенку про…  

 Через два дня пути ладони гор, сжимающие меня с двух сторон, наконец, раскрылись небольшой, уютной долиной, разрезанной на куски полей различной формы. С левой стороны её, к скалистым отрогам прижалась небольшая деревня из двадцати двух домов, которые сверху, с уровня, выпустившей меня на волю, расщелины, выглядели, как игрушечные.

 Начав спускаться, я увидел стайку ребятишек, кружившуюся на окраине деревни, а потом припустившуюся мне навстречу. Немного удивлённый проявлением внимания, я объяснил себе, что, видимо, они привыкли встречать путников, чтобы порасспросить о новостях из других частей страны и начал припоминать, что же интересного случилось за последнее время в нашем, труднодоступном уголке.

 Подбежав ближе, ребятишки приостановились на безопасном расстоянии и принялись с любопытством рассматривать меня. Критически оглядев себя мысленно, я немного поправил волосы на голове и запахнул халат. Кажется, теперь всё выглядит нормально. Я приветливо улыбнулся им, помахал рукой и собрался уже было поприветствовать, как, неожиданно, при моём небрежном помахивание рукой, стайка шарахнулась врассыпную. Ребятишки постарше тащили за руки тех, что поменьше, чтобы как можно быстрее умчаться подальше, чувствовалось, что мой жест вызвал настоящую панику в их рядах.

 Опустив руку и спрятав её за спину, я не спеша направился к домам. Поняв мой замысел, ребятишки заголосили и бросились бежать в деревню. Пространство передо мною опустело.

 Э, нет, не совсем. Справа от меня, в некотором отдалении остался сидеть на земле малыш лет четырёх, видимо, забытый впопыхах старшей сестрой, умчавшейся с остальными. Он сидел спокойно, не обращая внимания на меня, и улыбался, рассматривая небольшую божью коровку, ползущую по его ладошке. Мельком взглянув на меня, когда я взял его на руки, он что-то пролепетал, неотрывно наблюдая за неторопливо перемещающимся существом.

 Когда мы подошли к окраине деревни, всё её население встречало нас настороженным молчанием и нескрываемым любопытством.

 Я поставил на землю малыша, который тут же разглядел в толпе свою сестрёнку и неуклюже переваливаясь, устремился к ней, восторженно показывая свою находку. Но, кажется, кроме меня никто не заметил этой умилительной сцены или не обратил на неё внимания перед чем-то более значительным. Не думаю, что моё появление можно назвать значительным событием, но где-то вокруг этого скручена разгадка поведения крестьян.

 Поклонившись, я поздоровался и представился, как странствующий монах. Толпа немного помолчала, сопоставляя услышанное и увиденное, видимо, согласилась с предложенной версией и загудела, переговариваясь между собой.

 Наконец, к моему облегчению, вперёд вышел пожилой крестьянин, нервно потирая руки и улыбаясь.

 «Не удивляйтесь, уважаемый, нашим недоумением и неприветливостью. Вы спустились из «дьявольской горловины», места, откуда вот уже в течение тридцати лет никто не приходил. А те, кто направлялся туда из наших краёв, никогда не возвращались. Поэтому, ваше неожиданное появление вызвало такое невоспитанное любопытство.

 Разрешите проводить вас к старосте деревни, он хотел бы поговорить с вами».

 Всей гурьбой мы направились в центр деревни, к дому, перед которым была небольшая площадь.

 В дверях дома стоял высокий седоволосый старик с длинной расчёсанной бородой, которую он непрестанно теребил левой рукой. При нашем приближении, он спустился на площадь и остановился посредине. Люди обступили его и наперебой начали что-то говорить. Видимо, он сразу понял, в чём дело, потому что остановил их гвалт движением руки и обратился ко мне.

 - Издалека ли ты идёшь, уважаемый путник?

 Я снова представился и объяснил, что совершаю паломничество.

 - Как тебе удалось пройти непроходимым путём «дьявольской горловины»? Расскажи, что ты видел, какие опасности подстерегают там пешеходов?

 -Несколько раз мы пытались выяснить причины исчезновения людей, но знаем только, что где-то там прячется колдунья, которую прогнали из нашей деревни более тридцати лет назад. И, с тех пор, эта дорога стала проклятой.

 Мне пришлось рассказать о встрече с ведьмой и её сыном. В завершение моего рассказа я добавил, что теперь она лишилась сил заколдовывать путников, а сын никогда не будет угрожать кому-либо своей дикой силой и грубостью. Я так разошёлся в описании деталей, что остановился только тогда, когда увидел недоумённые лица вокруг.

 Рассказ я завершил в глубоком молчании присутствующих, смотрящих с явным сомнением на меня, и не решающихся выразить вслух свои мысли только из почтения к старейшине деревни.

 Он тоже, видимо, разделял мнение остальных, глядя на мальчишку, хоть и выглядевшего взрослым, но не способного скрыть юношеские порывы, неуёмную фантазию, желание приукрасить историю, особенно, если она касается его самого.

 Тем не менее, меня сытно накормили, разрешили переночевать в стогу сена на заднем дворе старейшины и на следующее утро собрали большой свёрток с едой.